– Ну, садыс, гавары.
Грозный нарком вальяжнее расположился в кресле и указал на стул странному посетителю. Очкарик, наконец-то, сел, оглядел ещё раз кабинет и, наклонившись как можно ближе к уху наркома, заговорщицким шёпотом произнёс.
– Капитала больше нет.
– Нэт, да? Как эта, нэт? Куда же он падевалса? Испарылса, да?
– Никак нет, товарищ нарком, я не шучу, я серьёзно. Капитала… это… правда больше нет.
– Как нэт?
– Совсем!
– Э-э, не темны, што такое нэт? Вчера биль, утром биль, в обэд тоже биль, а тепер нэт? Што Ротщилд нэт? Черчил нэт?
– Совершенно верно, товарищ нарком, никого их больше нет. Им пришёл… понимаете… конец им пришёл! Мы их… победили!
– Да-а? – грозный нарком недоверчиво вглядывался в глаза очкарика, ожидая обнаружить в них какой-то подвох, но видел только чистое небо и искреннюю убеждённость, отчего пришёл в некоторую нерешительность и даже какую-то, если так можно выразиться, оппортунистическую мягкотелость. – Пачему?
Очкарик открыл было рот, чтобы окончательно добить собеседника неопровержимостью фактов, но осёкся, так как в дверь кабинета постучали, и через секунду на пороге нарисовался всё тот же майор Алёша с подносом в руках.
– Разрешите войти, товарищ нарком? Ваш чай…
– Ты уже вашёл! – нарком заметно нервничал, наверное от нетерпения. – Пастав на стол и ухады. Ми заняты.
Майор Алёша вышел.
– Пей чай, дарагой. Настаящий, грузынский, не марковний, – попотчевал гостя хозяин кабинета, наливая себе, в свою очередь, армянского … в маленькую рюмочку. – Лымон бери. Так что ты гаваришь? Канэц, да? Пачему канэц? Абаснуй.
– Так точно, товарищ нарком, конец! Конец всему мировому капиталу! Понимаете, мы их победили! Мы их похороним на обломках их же прогнившей насквозь и дурно пахнущей демократии! Капитала больше нет! Империализма больше нет! Наступает эра всемирного торжества социализма! Да что там социализма, коммунизма! Коммунизма и милосердия! Милосердия и Диктатуры Пролетариата! Светлая заря, зажжённая Великим Октябрём, расцветает, ширится и полыхает всемирным пожаром Мировой Революции на пепелище нашей родной России! Нет больше богатых! Нет больше бедных! Никого нет – все равны, представляете!? Наступает эра всеобщего равенства! Равенства и братства! И абсолютной Свободы! Свободы и Законности! И сделали это мы, представляете, товарищ нарком, Мы!
– Кто эта ми?
– Мы – Советский народ! Мы с вами! Вы и я… и товарищ Сталин, разумеется!
– Да-а? А как ми эта сделали? – всё ещё недоумевал человек в пенсне и кепке, сбитый с толку не в меру воодушевлённой речью очкарика.
– Легко!
– Да-а?!
– Да вам собственно и делать-то ничего не надо. Я всё уже сделал!
– Да-а? А што ты сделал?
– Можно сказать без преувеличения, что я нашёл философский камень!!!
Народный Комиссар Внутренних Дел – человек по натуре кроткий и даже, где-то, ранимый, но по долгу своей службы внушающий трепет и содрогание