Та бросила переминаться в трех шагах, словно терпя нужду и зажимая скрещенными руками ноющий, как будто расходящийся живот, и подбежала, коротко процокав каблуками, к единственным, последним людям силы, которые способны сжалиться и могут что-то сделать, добиться правды и спасти… с распухшим, распухающим лицом вымучивала вымогающее «помогите» и пялилась во все глаза больной, отравленной калмыцкой коровой.
– Вот, это сеструха ее, они с ней вместе были. Пришли сюда, в гинекологию, их изо всех больничек посылают как приезжих, а здесь заплатно можно без вопросов, неофициально, да, тем более на поздних сроках, да, коза?.. официально они только консультации дают, ну там анализы, хламидиоз и прочее по мелочи. А так – без всякой кассы взяли с овцы пятнадцать штук, и все, пожалуйте в кресло скоблиться. Ну а теперь – ты кто? Сестру свою ищи за МКАДом, куда ее клиенты с точки увезли…
Нагульнов не слышал – вперился в лицо одного из приезжих ментов, который играл брелоком на связке, подбрасывал чужую жизнь – вот этой безъязыкой, не нужной никому чумички – на ладони. Почуяв на себе прямой и неотступный, выедающий взгляд – светловолосый мент, с глубокой вертикальной, как бы смеющейся ямочкой на твердом подбородке, сломал хозяйскую улыбку, теряя власть над школенными мышцами; хозяйски-безучастное жестокое и твердое лицо вдруг стало мягким, детским, рабским – застыл, как мальчик на проезжей части перед взбесившимся «КамАЗом», мгновенно заслонившим целый мир.
Нагульнов двинулся таранно на него:
– Слышь, у-эс-ба, я говорил тебе: держись подальше от моей земли? Я говорил тебе, что покалечу? А ты решать подъехал, тварь, замять для ясности?
– Хорэ, Нагульнов, осади! – прикрикнул второй, чернявый, с гуталиновыми бровками. – Субординацию в пространстве потерял?
– Ренат, не ошибаюсь? – Нагульнов отозвался. – Валите отсюда, Ренат. Вот он объяснит тебе почему. Его родня – наркобарыга, сбытчик объяснит, с которого я показания снял. И не быкуй, своим начальством не стращай меня, не надо. А то я тоже постращать могу таким начальством – ты от почтения, Ренатик, обосрешься. У генерала Казюка Валерия Октябриевича сегодня-завтра день рождения. Я зван, и уж поверь мне: я между стопками ему такую картину маслом напишу – все управление ЗАО вздрогнет. Оно тебе надо? Начальству твоему, которое, так понимаю, с этой клиники имеет? Замять по-любому уже не получится – что тут с этой девчонкой сделали. Один звонок – сюда газета «Жизнь» приедет. Сенсация – смерть в гинекологическом кресле.
– Стой, стой, Нагульнов, подожди, давай договоримся. Пойми, вот эта клиника, она формально только на твоей земле…
– Это вон он, – Нагульнов рявкнул, – только формально на моей земле. Уйди, Ренат, – не будет разговора. Полковник Севастьянов, твой начальник, на повышение в главк идет, а тут такое – пресса, служебные проверки.