Без десяти семь фрейлина заглянула к своему «племяннику», и тот молча вручил ей письма, сложенные в том же порядке, в котором он их получил.
– Вы прочли? – не удержалась старая доносчица. Ее глаза горели любопытством.
– От первого до последнего слова, – холодно ответил Каверин, не желая вдаваться в подробности.
– И каково же ваше мнение обо всем этом?
Алексей усмехнулся, и, заметив эту усмешку, Варвара Федотовна невольно насторожилась. Точно так же усмехался ее отчим, который бил ее мать смертным боем во все время их недолгой женитьбы.
– Я полагаю, вы поступили совершенно правильно, сударыня, отписав обо всем куда следует. Теперь этим делом займусь я, а господин Эльстон очень скоро пожалеет, что затеял все это.
– Я на вас рассчитываю, сударь, – серьезно сказала Голикова.
– Я счастлив это слышать, Варвара Федотовна. Всегда к вашим услугам, дорогая… тетя.
Фрейлина вышла. Алексей вздохнул, потянулся, лег на кровать и поудобнее устроился.
«Так, с этим делом все ясно: Полина оказалась неправа. Интересно все-таки, что тут делает Видок? Правду он сказал нам о своем расследовании или нет? Неужели он всерьез думает, что можно найти хоть что-то, да еще спустя почти полвека?»
Когда Жанна через полчаса заглянула к Алексею, чтобы узнать, не нужно ли ему чего-нибудь, он уже крепко спал.
Во сне ему привиделся Видок, который бегал по Парижу с огромным пистолетом в руках. За ним в свою очередь гонялись преступники, но он ловко хватал их за шиворот и засовывал в шкатулку из слоновой кости, которую извлекал из кармана. Потом он выстрелил в Каверина, достал шкатулку и открыл ее. Внутри лежала груда бриллиантов. Видок разразился демоническим хохотом, проглотил их и удрал в подземный ход. Фалды его фрака летели за ним по ветру, как два воздушных змея.
Великая княжна Александра Михайловна села за фортепьяно и откинула крышку. Мгновение – и из-под ее пальцев потекла восхитительная соната, рекой божественных звуков растекаясь по комнате, всей вилле и прилегающему саду.
Фрейлина Голикова тихо застонала. Все утро у нее болела голова, а от музыки боль стала еще сильнее. Наверняка противная девчонка села играть нарочно, чтобы досадить ей, Голиковой. Так оно, в сущности, и было. Посреди труднейших пассажей княжна нет-нет да и поглядывала на фрейлину: что, проняло тебя, старая чертовка?
У княжны были свои основания злиться на Варвару Федотовну. Вернувшись с прогулки, княжна заглянула в бюро и заметила, что письма Эльстона лежат в ящике не так, как обычно. Она сразу же догадалась, кто рылся в ее вещах, и теперь наслаждалась маленькой домашней местью. Аллегро, аллегро! Ах, у Варвары от огорчения даже нос стал красным! Ну-ка, еще громче, еще выразительнее!
– Ах, ваше высочество! –