Возможно, Василий ждал так долго потому, что прежний митрополит Варлаам ни за что не дал бы согласия на развод. Но после ссоры с самодержцем Варлаам отбыл в один из северных монастырей, а избранный вместо него Даниил мог дать согласие на что угодно… И все же разводиться без одобрения Боярской думы Василий не решился. Мнения разделились, против был в том числе и знаменитый монах-живописец Максим Грек. Тогда князь решился еще на одно действо, совсем не добавляющее светлых красок в его образ. Против княгини Соломонии начался «розыск о колдовстве», мол, она при помощи колдовских чар долгое время пыталась сохранить любовь мужа к себе. Подлецов хватало во все времена, нашлись такие и рядом с княгиней Соломонией. Даже ее собственный брат дал показания против сестры, между прочим, отправив в тюрьму заодно и свою собственную жену. В те годы по всей Европе пылали костры инквизиции, сжигавшие обвиненных в общении с нечистой силой. Вряд ли самому Ивану Сабурову после этого «признания» сохранили жизнь, но сестру он сгубил. Хотя, наверное, и без него нашлось бы, кому наговорить гадости на княгиню.
Соломонию не стали сжигать или четвертовать, только насильно постригли в монахини в Рождественском женском монастыре, а потом отправили в суздальский Покровский под именем старицы Софии. При этом княгиня постригу отчаянно сопротивлялась, топтала поданное ей митрополитом Даниилом монашеское одеяние. Но была попросту бита бичом и подчинилась, услышав, что все происходит по воле князя Василия, правда, пообещав, что Бог отомстит за ее оскорбление, потому как видит, что куколь одевают на нее насильно!
По церковному уставу вслед за супругой в монастырь должен был удалиться и сам князь, в этом вопросе муж был обязан следовать за женой. Но Василий совсем не для того отправлял княгиню подальше, чтобы запереть и себя в тесной монастырской келье, у него были иные планы… О том, что Соломонии «светит» монастырь, княгиня могла бы догадаться раньше, ее венценосный супруг вдруг принялся строить и основательно обустраивать в Москве Новодевичий монастырь. Неужели не догадывалась для кого? А может, понимала, но никак не хотела верить и все старательней молила Господа ниспослать сына, надеясь, что после рождения наследника сия чаша ее минет? Если так, то ошиблась, муж не просто отправил ее в монашескую келью, но и постарался, чтобы эта келья оказалась еще дальше – в Суздале. А ведь все говорит за то, что он знал о долгожданной беременности супруги! Потому и расследование ее «колдовской» деятельности велось ударными темпами. Почему же сама Соломония открыто не объявила, что уже тяжела?
Но кому она могла это сказать? Княжескому прислужнику Шигоне-Поджогину, который вовсю старался найти Василию новую невесту? Или закричать