– Да кто меня слушать будет, – вздохнул Трифонов.
– Вас будут слушать на основании такой простой вещи, что вы являетесь их политруком, – жестко сказал Гольдберг, поворачиваясь и уходя в сторону взвода Медведева. – А вот как сделать, чтобы услышали – это уже другой вопрос…
– Я об этом и хотел спросить.
Идти по двое в лесу было трудновато, Трифонов то отставал, то выходил вперед, стараясь при этом не терять бдительности.
– Тут как раз все просто, Коля, – комиссар стряхнул с фуражки ком снега и на всякий случай перекинул СВТ дулом вниз. – Комиссара слушают, если видят его в деле. В бою, на марше, в общем, везде. Если он приказывает: «Делай, как я». К сожалению… К сожалению, так поступают не все.
Чтобы не потерять дыхание, Гольдберг говорил короткими, рублеными фразами.
– Война показала, кто чего стоит. Здесь за бумажку не спрячешься. По крайней мере, на передовой. Будьте впереди, Коля, будьте на виду.
– Есть, – ответил Трифонов.
Комиссар не сказал ничего нового, и Николай чувствовал себя немного разочарованным.
– Только это не значит, что нужно выскакивать вперед цепи и орать «ура-ура», – усмехнулся Гольдберг. – Ну, если этого не требует обстановка. Храбрость нужна обыденная. Так, а куда это мы вышли?
Они остановились на опушке рощи, справа на полкилометра расстилалось поле, пересеченное оврагом, впереди начинался пологий подъем, за ним, метрах в двухстах, темной стеной встали деревья маленького леска.
– А это «медвежьи» угодья, второй взвод, – ответил Трифонов. – Вон по тем кустам ячейки начинаются, вон там – «максим» на опушке. Расчет Зверева…
Он сам помогал пулеметчикам копать этот окоп да еще запасной на другой стороне леска. Гольдберг одобрительно хмыкнул, комиссару явно понравилась обстоятельность молодого политрука, даже в темноте прекрасно узнающего позиции своей роты. Они прошли еще немного, и из кустов донеслось повелительное: «Кто идет?» Стрелковая ячейка была замаскирована прекрасно, боец подпустил их на десять метров, и лишь потом окликнул. Назвав пароль, выслушав отзыв, Трифонов и Гольдберг подошли к небольшому окопу, от которого вдоль позиции уходил неглубокий ход сообщения. Ячейка имела вполне обжитой вид: стрелок оборудовал в стенках две ниши – под вещмешок и гранаты, в бруствере были сделаны две амбразуры – одна для стрельбы вперед, другая – чтобы бить по тем, кто обойдет взвод с фланга. В окопе сидел плотный, широкоплечий боец лет двадцати пяти и настороженно смотрел на политработников из-под надвинутой на самые глаза шапки. «Черт, как же его фамилия? – лихорадочно завспоминал Трифонов. –