– Нечасто встретишь робота, который интересуется искусством, – промолвил я, – да еще таким трудным для понимания. Ты порадовал меня.
– Я пытался стать человеком, – объяснил Элмер. – Я ведь им никогда не был. Вот почему, наверное, я так старался. Сначала я получил документы об освобождении, а потом вышел закон о правах роботов; ну и я решил, что мой долг – попробовать стать человеком. Конечно, это невозможно. Во мне до сих пор много чего от машины…
– Однако вернемся ко мне, – сказал я. – Откуда ты узнал, что я собираю композитор?
– Понимаете, я механик, – ответил Элмер. – Я был механиком всю жизнь. Я так устроен, что достаточно мне поглядеть на прибор, и я уже знаю, как он работает и что в нем сломалось. Скажите мне, какая вам нужна машина, и я построю ее для вас. А что до композитора, он – чрезвычайно сложный аппарат, и разработка его далека от завершения. Я вижу, вы смотрите на мои руки. Наверняка вы думаете, как такие лапы могут управляться с композитором. А ответ простой: у меня много рук. Когда требуется, я отворачиваю свои, так сказать, повседневные руки и привинчиваю вместо них другие. Вы, конечно, о таком слышали?
Я кивнул:
– Да. И глаз, надо полагать, у тебя тоже не одна пара?
– Разумеется, – отозвался Элмер.
– Так что, композитор бросил вызов твоим способностям механика?
– Какой там вызов, – отмахнулся Элмер. – Предурацкое словечко! Мне нравится работать со сложными механизмами. Я словно оживаю и начинаю чувствовать себя на что-то годным. Вы спрашивали, откуда я узнал про вас. По-моему, кто-то обронил невзначай, что вы строите композитор и хотите вернуться на Землю. Я услышал, навел о вас справки, узнал, что вы учились в университете, сходил туда и поговорил с народом. Один профессор сказал мне, что верит в вас. Он сказал, что вы рождены для больших дел, что у вас талант от природы. Кажется, его зовут Адамс.
– Доктор Адамс, – поправил я. – Он всегда был добр ко мне, а теперь постарел и стал очень рассеянным.
Я хихикнул, представив себе, как огромный Элмер заявляется в университет, расхаживает по исполненным академического духа коридорам моей альма-матер и пристает к профессорам с глупыми вопросами о бывшем студенте, которого многие из них, несомненно, давным-давно забыли.
– Там был еще один профессор, – продолжал Элмер, – который произвел на меня сильное впечатление. Мы долго с ним разговаривали. Он профессор не гуманитарных наук, а археологии. По его словам, он близко знаком с вами.
– Должно быть, Торндайк. Он мой старый и верный друг.
– Именно так его и звали, – сказал Элмер.
Я слегка развеселился и в то же время ощутил нарастающее раздражение. С какой стати этот детина сует нос в мои дела?
– Теперь ты убедился, что мне по силам построить композитор? – спросил я.
– Совершенно верно, – отозвался он.
– Если ты пришел наниматься ко мне в помощники, то только зря потерял время, – сказал я. – Помощник мне