И мистер Ренн пошел своим путем, а Кей, войдя в калитку из пяти жердей, свернула на песчаную дорожку, огибавшую дом и кончавшуюся в саду.
Как и все сады в округе, сад этот делал честь своему владельцу – скорее маленький, чем большой, но полный зелени, ухоженный, уютный. Хотя Вэлли-Филдз и подвергся бурной застройке, он не вполне утратил былой сельский вид – исключительно благодаря энтузиазму и усердию своих любителей-садоводов. Ни в каком другом пригороде на Суррейском берегу Темзы не продается столько семян весной, не стрекочет столько газонокосилок, не берется взаймы столько садовых катков, не уничтожается столько слизней, и тли не обрызгиваются таким количеством патентованных снадобий, как в Вэлли-Филдз. Пусть в Бринстоне есть его Бон-Марше, а в Сайденхеме его Хрустальный дворец, но когда дело доходит до анютиных глазок, роз, тюльпанов, штокроз и настурций, Вэлли-Филдз даст им сто очков вперед.
Вдобавок к остальным своим прелестям сад «Сан-Рафаэля» в данный момент содержал розоватого, полноватого, насупленного молодого человека в коричневом костюме, который расхаживал взад-вперед по лужайке, глядя перед собой остекленевшими глазами.
– Привет, Уиллоуби, – сказала Кей. Молодой человек в мучительной судороге очнулся от транса.
– А, Кей, привет!
Он последовал за ней через лужайку к чайному столику под сенью прекрасного древа. Ведь в этом благословенном местечке имелись не только цветы, но и деревья.
– Чаю, Уиллоуби? – спросила Кей, блаженно опускаясь в шезлонг. – Или ты уже пил?
– Да, пил… кажется. – Мистер Брэддок погрузился в размышления. – Да… Да, чай я пил.
Кей налила себе чашку и начала с наслаждением прихлебывать.
– Как же я устала! – сказала она.
– Выдался плохой день?
– Примерно такой же, как всегда.
– Миссис Б. сердечности не излучала?
– Без особого избытка. Но к несчастью, сын и наследник был сама сердечность.
Мистер Брэддок кивнул:
– Этот типус немножко множко.
– Да, слегка.
– Напрашивается на хороший пинок.
– И очень.
Кей брезгливо повела плечами. Формально ее обязанности на Тэрлоу-сквер исчерпывались чтением и писанием писем миссис Уиннингтон-Бейтс; однако, казалось ей иногда, наняли ее главным образом в качестве духовной боксерской груши для упражнений вышеуказанной дамы. И в этот день ее патронесса была особенно нестерпимой. А вот ее сын, недавно вернувшийся под родительский кров после безуспешной попытки заняться куроводством в Сассексе и болтающийся под означенным кровом без всякого дела, в немногие выпадавшие ему удобные минуты вел себя галантнее обычного. Кей чувствовала, что жизнь стала бы немножко легче, если бы миссис Бейтс восхищалась ею чуть побольше, а Клод Бейтс – чуть поменьше.
– Помню его со школы, – сказал мистер