Поединок происходил в помещении первой из упомянутых фирм перед малочисленной, но избранной публикой. Три-четыре жующие резинку стенографистки, парочка-другая рабов потогонной системы без пиджаков и Сэмюэл Шоттер, племянник мистера Джона Б. Пинсента, молодой человек симпатичной наружности, взявший на себя обязанности рефери.
Но Сэм Шоттер был не только рефери, а еще меценатом и организатором чемпионата – без его предприимчивости и провидения несметное богатство юных талантов прозябало бы в безвестности, ставя под угрозу шансы Америки на Олимпийских играх, буде их программа украсится еще и этим видом спорта. Именно Сэм, бродя по лабиринту конторы в неусыпных поисках, чем бы облегчить зеленую скуку работы, чуждой его вкусам, наткнулся в дальнем коридоре на юного Мэрфи, который отрабатывал у стены приемы взбрыкивания, и укрепил его в честолюбивом стремлении вскидывать ногу все выше и выше. Именно он устраивал встречи между представителями фирм на всех этажах здания. И это он из собственного кармана извлек призовую сумму, которую, когда натренированная нога Мэрфи ударила по штукатурке на целый дюйм выше достижения его соперника, приготовился вручить Штырю, сопроводив церемонию небольшой теплой речью.
– Мэрфи, – сказал Сэм, – бесспорный победитель. В состязании, проведенном с начала и до конца в лучших традициях американского брыканья в высоту, он достойно поддержал честь «Экс. и имп.» Джона Б. Пинсента и сохранил свой титул. А потому, в отсутствие шефа, который, к сожалению, отбыл в Филадельфию, почему и не смог украсить эту встречу своим присутствием, я с большим удовольствием вручаю ему заслуженную награду, великолепную долларовую бумажку. Возьми ее, Штырь, дабы в будущем, став седовласым муниципальным советником или кем-нибудь почище, ты мог бы вспомнить эту минуту и сказать себе…
Сэм умолк, оскорбленный в своих лучших чувствах. Ему казалось, что говорит он очень красноречиво, но его аудитория испарялась прямо на глазах, а Штырь Мэрфи и вовсе удирал во все лопатки.
– Сказать себе…
– Когда у тебя выберется свободная минута, Сэмюэл, – раздался голос у него за спиной, – я был бы рад побеседовать с тобой у меня в кабинете.
Сэм обернулся.
– А, дядюшка, как вы? – сказал он.
И кашлянул. Мистер Пинсент тоже кашлянул.
– Я думал, вы уехали в Филадельфию, – сказал Сэм.
– Вот как? – сказал мистер Пинсент.
И без дальнейших слов прошествовал в свой кабинет, откуда секунду спустя появился снова с терпеливо-вопросительным выражением на лице.
– Подойди сюда, Сэм, – сказал он, указывая пальцем. – Кто это?
Сэм заглянул в дверь и увидел развалившегося во вращающемся кресле тощего долговязого мужчину отвратного вида. Его большие ступни уютно покоились на письменном столе, голова свисала набок, рот был разинут. Из этого рта, весьма внушительных пропорций, вырвался булькающий всхрап.
– Кто, – повторил мистер Пинсент, – этот джентльмен?
Сэм невольно восхитился безошибочности инстинкта своего дядюшки, этой потрясающей интуиции, которая сразу же подсказала ему, что раз непрошеный и незнакомый гость почивает в его любимом кресле, значит, ответственность за это по необходимости падает на его племянника Сэмюэла.
– Боже мой! – воскликнул Сэм. – А я и не знал, что он тут.
– Твой друг?
– Это Фарш.
– Прошу прощения?
– Фарш Тодхантер, ну, кок с «Араминты». Помните, год назад я попутешествовал на грузовом судне? Так он был там коком. Сегодня я столкнулся с ним на Бродвее и угостил его завтраком, а потом привел сюда: ему хотелось посмотреть, где я работаю.
– Работаешь? – переспросил мистер Пинсент с недоумением.
– Но я понятия не имел, что он забредет к вам в кабинет.
Сэм говорил извиняющимся тоном, но был бы не прочь указать, что во всех этих прискорбных происшествиях, в сущности, виноват сам мистер Пинсент. Если человек создает впечатление, будто едет в Филадельфию, а сам туда не едет, то за дальнейшее должен благодарить только себя. Однако беспокоить дядюшку такой чисто академической тонкостью он не стал.
– Разбудить его?
– Будь так добр! А затем забери его отсюда, оставь где-нибудь и возвращайся. Мне надо сказать тебе очень много.
Встряска энергичной рукой понудила спящего открыть глаза, и, все еще в сомнамбулическом состоянии, он разрешил, чтобы его вывели из кабинета и проводили по длинному коридору в каморку, где Сэм исполнял свои ежедневные обязанности. Там он рухнул в кресло и вновь уснул, а Сэм покинул его и вернулся к дяде. Когда он вошел в кабинет, мистер Пинсент задумчиво глядел в окно.
– Садись, Сэм, – сказал он.
Сэм сел.
– Я