– Ты поступил по велению сердца. Это лучше, чем по велению брюха, но все же лучше бы по уму…
Улыбка его была извиняющаяся, вроде бы предложил мне не то глупость, не то что-то совсем уж непонятное. Я буркнул:
– А как по уму? Задержать и тащить в суд? Так задержи я, тут же прямо растерзали бы. И ничего бы я не смог…
Он наклонил голову.
– Ценю твои нравственные метания. Однако почему не решить, что этим местным жителям виднее, кто у них в городе вор, а кто законопослушен? И что они, при всех своих недостатках, могут все же точнее определить вину своего односельчанина, чем ты, чужак?
Я пробормотал:
– Могут быть отдельные ошибки следствия…
Он возразил, ничуть не удивившись такой терминологии:
– Могут, но это одна на сто тысяч!.. А так ты дал уйти неуловимому вору. Который попался лишь по случайности, а теперь натворит зла намного больше. Он убил, как я слышал, двадцать семь невинных горожан, в том числе их жен и детей, а ты его спас. А сколько убьет еще, мстя обидчикам? Что, останешься и будешь его ловить? Не останешься, у вас, как догадываюсь, долгий путь, а задерживаться не в вашей власти. Дорогой юноша, начинай жить по уму. По сердцу – это детство. Милое, но все же… не умное. Начинай жить по уму.
Он отодвинул кружку, в темных живых глазах блеснули багровые искорки. Мне стало не по себе, но увидел такие же отблески на стене, понял, что хозяин за моей спиной зажег очаг. Чернобородый снисходительно улыбнулся, словно понял мой испуг. Поднялся он довольно неожиданно. Я подниматься не стал, отяжелел от вина, тело в приятной истоме, отдыхает, спросил:
– Погоди, ты говорил, что есть королевства… где поступают по уму?
– Есть, – ответил он с улыбкой. – По крайней мере стараются поступать по уму. И чаще поступают все-таки по уму.
Он отступил еще на шаг. Только сейчас я заметил, что ночь уже наступила, тень скрыла моего собеседника почти целиком, в багровом свете близкого очага оставалось только его лицо, да на уровне груди колыхались во тьме белые кисти рук. Но багровые огоньки в глазах стали ярче.
– Что за королевства?
– Узнаешь, – ответил он. – Скоро.
Мрак поглотил его без всплеска, как болото проглатывает камень.
Какое это все-таки блаженство – рухнуть не на голую землю, не на ложе из еловых веток. Еловые ветки, голая земля – это для героев, а из меня какой рейнджер? Зато вот так завалиться на матрас, настоящий матрас, хоть и набитый сеном! Плюс – настоящая подушка, пусть даже жесткие перья продырявливают ткань и царапают щеку! Одеяло тоже настоящее, тряпочное, а не дурно пахнущие и жесткие шкуры…
Я помылся в бочке с водой, вызвав молчаливое неодобрение таким странным ритуалом, растерся и скользнул под одеяло. Рудольф лег одетым, Бернард тоже снял только железный панцирь и кольчугу, Асмер вообще устроился