Гроувер выглядел ненамного лучше. Его трясло, и зубы стучали друг о друга.
– Гроувер?
– Что?
– Что ты от меня скрываешь?
Он вытер потный лоб рукавом рубашки.
– Перси, что там было, сзади у фруктового прилавка?
– Ты про тех старых дам? Да что в них такого, приятель? Они ведь не… как миссис Доддз.
Выражение лица у Гроувера стало загадочным, но у меня появилось чувство, что дамы за прилавком хуже, гораздо хуже, чем миссис Доддз.
– Просто скажи, что ты видел, – попросил Гроувер.
– Та, что посредине, вытащила ножницы и перерезала пряжу.
Гроувер закрыл глаза и сделал такой жест, будто перекрестился, но это было не крестное знамение, а что-то другое, что-то… более древнее.
– Ты видел, как она перерезала нить, – заключил он.
– Да. Ну и что? – Но, едва сказав это, я почуял, что дело нешуточное.
– Пронесло, – пробормотал Гроувер. И стал грызть ноготь на большом пальце. – Не хочу, чтобы все случилось как в прошлый раз.
– Какой прошлый раз?
– Всегда шестой класс. Они никогда не упускают шестого.
– Гроувер! – Я повысил голос, потому что он и вправду начал пугать меня. – О чем это ты?
– Давай-ка я провожу тебя от автобусной остановки до дому. Согласен?
Просьба показалась мне странной, но я не возражал – пусть провожает.
– Это вроде суеверия, да? – спросил я.
Гроувер ничего не ответил.
– А то, что она перерезала пряжу, – значит, кто-то должен умереть?
Гроувер посмотрел на меня скорбно, словно уже подбирал цветы, которые я больше всего хотел бы увидеть на своей могиле.
Глава третья
Гроувер неожиданно теряет штаны
Признаваться, так уж начистоту: я бросил Гроувера, как только мы доехали до автовокзала.
Я знаю, знаю. Это было невежливо. Но он достал меня своими странностями: то глядел на меня, будто я покойник, то бормотал: «Почему это всегда случается?» и «Почему это всегда должен быть шестой класс?»
Когда Гроувер расстраивался, у него всегда срабатывал мочевой пузырь. Поэтому я не удивился, что, как только мы вышли из автобуса, он снова заставил меня пообещать, что я его подожду, и ринулся в ближайший общественный туалет. Вместо того чтобы ждать, я схватил чемодан, выскользнул из автобуса и поймал первое попавшееся такси, которое ехало в направлении жилых кварталов.
– Ист-Сайд, угол Первой и Сто четвертой, – сказал я водителю.
Пару слов о моей матери, прежде чем ты с ней познакомишься.
Зовут ее Салли Джексон, и она самый замечательный человек на свете, что только доказывает мою теорию: замечательным людям всегда чертовски не везет. Ее родители погибли в авиакатастрофе, когда ей было пять лет, и воспитывал ее дядя, который не слишком-то о ней заботился. Мама хотела стать писательницей, поэтому в старших классах копила деньги, чтобы поступить в колледж, где учили бы творчеству