В установленное время он всегда слезает с верхней полки, для того чтобы помолиться Аллаху.
Нигде я не встречал такой религиозности, как в бразильской тюрьме.
Несколько слов о толерантности
Это слово сейчас становится немодным, и его даже иногда стали произносить с каким-то пренебрежительно-ругательным оттенком – на мой взгляд, зря.
Толерантность – это взаимное уважение и терпимость друг к другу.
Хотелось бы написать о том, как в таком маленьком пространстве люди старались быть предельно тактичными и толерантными!
На восьми метрах ужились люди, говорящие на четырех языках (испанском, французском, португальском и русском), разных рас и религиозных убеждений.
Католики, мусульманин и православный пребывали в абсолютной веротерпимости и уважении к религии и обрядам друг друга. Все старались создать в этой «коммунальной» комнате максимальный комфорт (если это слово вообще применимо к тюрьме) для молитвы и совместного проживания.
Даже предугадывали желания товарищей, маневрировали в ограниченном пространстве предельно деликатно, чтобы не задеть друг друга – возможно, в этом залог выживания.
Не зная даже языка сокамерника, мы понимали друг друга без слов.
Слова часто бывают лишними.
С их помощью мы скрываем, изменяем, ретушируем, вуалируем истинное положение вещей или просто банально врем.
Вообще-то это не так сложно – понимать друг друга без слов, если есть желание понять.
Потерянная улыбка
Вот наступил (делаю затяжку – да, здесь я стал курить, точнее не курить, а покуривать – снимать стресс) очередной день моего заключения в «Парадането».
Я в тюрьме.
Постепенно происходит осознание: где ты…
Психика человека все-таки инертна – осознание приходит не сразу.
В камере очень холодно. Бразильские тюрьмы устроены по летнему варианту. В принципе это разумно, так как в Бразилии в основном лето. Холодно лишь пару месяцев в году.
Моя беда в том, что я попал в тюрьму именно в зимнее время. Из одежды на мне оставили только трусы, выдав простую белую футболку, хлопчатобумажные штаны желтого цвета и вьетнамки. Больше у меня ничего не было.
Одно окно (оно завешано трусами и прочими тряпками) и дверь, выходящая в тюремный двор. Наша камера насквозь проветривается.
Со двора доносятся крики: бразильские заключенные заняты тем, что они умеют лучше всего, – играют в футбол.
Из окошка видно свинцовое небо и веет сырым, промозглым ветром.
Смотрю на африканца Галакси – он тихо сидит на полу, обняв голову руками. Он очень молчаливый.
Я лежу на кровати, делаю заметки в тетрадь напротив меня валетом лежит колумбиец Александр.
Накрылся одеялом и… плачет.
Он протяжно стонет и, всхлипывая, бормочет молитвы.
Все это