Потом он вернулся и болтался у забора до самой темноты, «выпендриваясь», как и прежде. Но девушка больше не показывалась, хотя Том немного утешал себя надеждой, что она прфяталачсь около какого-нибудь окна и знала о его внимании. Наконец он неохотно покинул свой любовный пост и зашагал домой, а его бедная голова при этом разрывалась от сладких видений.
Во время ужина у него было такое приподнятое настроение, что тётя удивлялась: «что это на ребёнка такое вдруг нашло?
Он получил хорошую взбучку за то, что сбил Сида с ног, и, похоже, нисколько не возражал против этой экзекуции. Он пытался стащить сахар прямо у тётки под носом, за что ему настучали по голове костяшками пальцев. Возмущённый, Том сказал:
– Тетя, вы же не бьёте Сида, когда он ворует сахар!?
– Ну, Сид не мучает честных людей так, как ты! Если бы я не следила за тобой, у меня не было бы никогда и куска сахара!
Наконец она ушла в кухню, и Сид, довольный своей безнаказанностью, потянулся к сахарнице – это была своего рода издёвка над Томом, и вытерпеть её было совершенно невыносимо. Но пальцы Сида соскользнули, чаша упала и разбилась. Том был в экстазе. В таком экстазе, что он даже решил замкнуть свой язык и молчал, как рыба об лёд. Он сказал себе, что не скажет ни слова, даже когда войдёт его тётка, но будет сидеть совершенно спокойно, пока она не спросит его, кто это сделал, а потом он с болью в душе расскажет об ужасном преступлении Сида, и в мире не будет ничего лучше, ничего прекрасней, чем увидеть эту любимую его игру «А ну-ка лови его!». Он был так переполнен ликованием, что едва сдержался, когда старая леди вернулась и встала над обломками, изрыгая из-за очков молнии гнева. Он сказал себе: «Вот оно грядёт!»
И в следующее мгновение он уже лежал на полу! Могучая ладонь была занесена, чтобы ударить снова, когда Том закричал:
– Погоди, зачем ты меня лупцуешь? Твою сахарницу разбил Сид!
Тётя Полли растерянно замолкла, а Том ждал её исцеляющей жалости. Но когда она снова обрела дар речи, то только сказала:
– Уп-с! Ну, я думаю, ты получил по заслугам! Ты наверняка совершил что-нибудь или ввязался в какую-то другую дерзкую авантюру, когда меня не было рядом!
Тут совесть уколола её в сердце, и ей захотелось сказать Тому что-нибудь доброе и любящее, но она рассудила, что это будет истолковано как признание в том, что она была неправа, а дисциплина категорически запрещала такую слабость. Поэтому она замолчала и занялась домашними делами, хотя и с беспокойным сердцем. Том дулся в углу и выпячивал свои горести и беды. Он знал, что в глубине души сейчас его тётя стоит перед ним на коленях, и был угрюмо удовлетворён этим эгоистическим сознанием. Он не подавал никаких сигналов к примирению, и не обращал на сигналы