Наши комнаты располагались во флигеле, но мы там только спали, а весь день проводили в большом доме. Утро начиналось с прогулки в парке, который тянулся на 35 десятинах вдоль течения реки Аладинки и изобиловал мостиками, скамейками, заброшенными колодцами, гремучими ручьями, сырыми папоротниковыми чащами и солнечными, поросшими высокой травой лужайками. Самой ценной частью парка был неприкосновенный со-сенник с мачтовыми деревьями, сквозь верхушки которых едва просвечивало голубое небо и у корней которых оседающий грунт образовывал песчаные пещеры. В сосен-нике росли белые грибы, в чищеном ельнике – красные, а на полянке – березовики.
В половине первого все сходились в столовой большого дома к завтраку. Тут уже следовало подтянуться в смысле манер. Жизнь в Аладине вращалась вокруг бабушки, властная рука которой чувствовалась повсюду. О воспитательных ее методах я говорила, упоминая о том, что низведение понятия «долга» до самых мелких вопросов доходило иногда до гротеска, но удивительным было другое: нравоучения бабушки могли вызывать протест, но никогда не вызывали скуки. Самые неприемлемые для нас тезисы преподавались так умно и даже талантливо, что мы их проглатывали как пилюли, благодаря какой-то еле уловимой частице юмора, которая скрывалась в бабушкиных категорических требованиях. Получалось так, будто она сама в душе немного смеется над жизненными правилами, которые проповедует.
С ранних лет нам, например, повторялось, что дети никогда не должны противоречить взрослым, что бы те ни говорили. «Запомните раз и навсегда, что если я скажу средь бела дня, что это ночь, вам просто нужно промолчать или, что еще лучше, сказать: „А вот и Луна!“ У меня могут быть свои причины так говорить, и не ваше дело – мне противоречить!» С тех пор, когда кто-нибудь грешил против истины, мы толкали друг друга и говорили «А вот и Луна!» Бедная бабушка не могла предвидеть в то время, что один из ее внуков так прочно усвоит это правило, что впоследствии систематически будет указывать на луну при полном мраке!
Если даже педагогические эклоги бабушки Александры Петровны оказывались живы и остроумны, то ее рассказы о прошлом, ее суждения о людях и событиях были тем более блестящи. Она умела схватывать все характерное, существенное, не закрывая глаза на недостатки самых близких людей и не щадя этих людей для красного словца. Сережу она очень любила, но постоянно его одергивала и высмеивала так, что жизнь этого любимца имела неприятные стороны. Ко мне, поскольку ответственность за мое воспитание лежала не на ней, бабушка относилась менее требовательно (в силу этого я даже получила от Сережи прозвище «помпадурши»).
После завтрака часа два мы посвящали занятиям. К Сереже из села Субботники приезжал отец Тимофей, обучавший его катехизису. Ника занимался с Эммой Александровной