а сирену и рёв бензопил.
И студёный январь
в рог бараний согнёт,
сунет мордою в лагерный быт…
Это всё происходит
не только со мной —
вся страна на коленях стоит.
Раньше вольницы были
в тайге острова,
а теперь —
лишь метель и конвой…
Ты прости, что мне снится,
прости мне, страна,
тот безумный,
тот тридцать седьмой.
* * *
Этот счёт не приложишь к оплате —
задолжал я за это и то,
и, коль я никого не оплакал,
то меня не оплачет никто.
Я не знал, где быстрины и мели,
нарезая по жизни круги,
но в душе доброты не имея,
трудно жалости ждать от других.
Не до смеха теперь, не до смеха
я попал в непростой переплёт.
Спохватился, да поздно: уехал
поезд мой на столетье вперёд.
И никто не посмотрит с укором,
всё сокрыто в тревожном дыму,
и машу я, прощаясь, рукою,
вероятно, уже никому.
* * *
Снова кисточка рассвета
в краску алую макает,
вновь от тараканьей этой
я тоски изнемогаю.
Выйти б вновь туда, где брагой
пахнет вольный ветер южный!
Надоело быть оврагом
никому совсем не нужным.
Но другого я не стою,
это, видимо, расплата —
неразлучным быть с бедою
от заката до заката.
ЕСЛИ ВЕРНУСЬ
В комнате всё тот же абажур,
ветер занавеску изорвал…
Я отвыкшим голосом скажу
напрочь позабытые слова.
Здесь не слышно воя бензопил,
здесь печаль, как первый снег легка…
Ты пойми: я тот, кем раньше был,
если изменился, то слегка.
Головой вот только побелел…
Но, как сердце радостью не грей,
та печаль, которой я болел,
как собака, ляжет у дверей.
* * *
Белую кипень сорвало с чёрёмух
выстрелом грома. Как нищенки эти,
жизнью платил я за каждый свой промах,
счастье меняя на снег и на ветер.
Лунным стеклом застывали лиманы
в жёлтом желе многотонного ила.
Алой водою заря обливала,
лучиком робким звезда мне светила.
Шел я за нею, с дороги сбиваясь,
словно в какой-то нечаянной роли,
чувствуя в сердце щемящую зависть
к ветру, чей путь не подвластен контролю.
Так бы лететь, не изведав покоя,
солнечной тенью и облачным дымом,
не понимая, что это такое,
что это значит — быть вечно гонимым.
* * *
Эта тюрьма вобрала
время почище губки,
страхи чужих бессонниц,
ужас больных ночей.
Как сквозняки,
здесь бродят по коридорам гулким
призраки