Однако достичь этой цели оказалось невозможным. Дискуссии Герцена с Чичериным, подробно описанные обоими, по сути, привели к окончательному разрыву их тактического союза. Чичерин суммировал разногласия в открытом письме, которое в декабре 1858 г. появилось на страницах герценовского “Колокола”[323]. Он обвинял Герцена в том, что тот полагается на “поэтические капризы” истории (а не на исторический Разум), прислушивается к голосу необузданных страстей и взывает к грубой силе. Он предупреждал Герцена, что отсутствие умеренности и здравого контроля крайне опасно для дела либеральных реформ в молодом, неразвитом обществе, и заявлял, что революционное нетерпение будет лишь играть на руку реакции.
Герцен, в свою очередь, написал Чичерину частное письмо, которое позднее опубликовал в “Былом и думах”. Он приписывал Чичерину гегельянскую веру в разумную последовательность исторических эпох (“если прошедшее было так и так, настоящее должно быть так и так и привести к такому-то будущему”)[324], от чего сам полностью отказывался, видя в этом “геометрическую сухость доктрины”, “алгебраическую безличность” догмы[325]. Обвиняя Чичерина в подмене веры в Бога культом государства, он признавался: “Ваша светская, гражданская и уголовная, религия тем страшнее, что она лишена всего поэтического, фантастического, всего детского характера своего…”[326] В другом месте он охарактеризовал воззрения Чичерина как “философию бюрократии”[327]. Ниже мы увидим, как далеки от истины были эти слова.
Многие русские либералы примкнули к Чичерину, но большая группа не желала отойти от Герцена. По мнению Кавелина, “открытое письмо” Чичерина было изменой политической оппозиции и поддержкой правительства[328].
Из Лондона Чичерин вернулся в Европу. Он познакомился там со многими учеными и государственными деятелями, такими как А. Тьер и И. Пасси. Общие впечатления его от Запада были очень благоприятны: он не обнаружил здесь никаких признаков упадка, и это усилило его веру в исторический прогресс[329].
Путешествие Чичерина по Европе продолжалось