Сергей повернулся и на миг застыл, пораженный красотой скромно стоявшей в стороне тринадцатилетней девочки. Она улыбнулась ему, сделала реверанс.
– Здравствуй, братец.
Лицо Ивана Алексеевича расплылось в улыбке.
– Красавица моя. На мать похожа, одно лицо. Подойди, дитятко, обними брата.
Сергей смутно помнил мать Наташи – третью жену отца, пробывшую его мачехой всего год и умершую родами дочери. Да и сестру ему прежде нечасто приходилось видеть – она росла под присмотром нянюшек, пока они с отцом были в походах, – и теперь расцветающая красота девочки наполнила его сердце нежностью.
– Здравствуй, сестрица, – он обнял ее, погладил пышные косы, отстранил, оглядел, одобрительно покачал головой, – верно говорите, батюшка, такой красавицы нигде, наверное, не сыскать.
За ужином, когда отец с сыном остались вдвоем, старый князь с легким смущением в голосе сказал:
– Завещание я новое составил. Брату твоему Алексею я его долю еще прежде выделил, Наталье приданое деньгами дам и дом на Патриарших ей отойдет, уже почти достроен. Все имения свои оставляю тебе.
Как ни ждал Сергей встречи с женой и дочерью, которой еще не видел, но он не смог отказать отцу и провел в Москве несколько дней. Наташа льнула к старшему брату, смотрела на него с обожанием.
– Братец, – сказала она однажды, – поедем купить сестрице Марфе и маленькой моей племяннице Анюте подарков.
В торговых рядах они купили молодой княгине отрезов модной ткани, крохотные пинетки и множество игрушек для маленькой Анечки. Сергею нравилось, с каким восторгом окружающие провожали взглядами его красавицу-сестренку.
«А ведь сейчас ей только тринадцать, – с гордостью думал он, – через два-три года вся Москва будет у ее ног»
Афонька при виде покупок покачал головой, выражая одобрение.
– Верный глаз у барышни-княжны! Барыне, небось, отрезы по душе придутся.
Отрезы и впрямь пришлись по душе молодой княгине, но больше всех подарков радовало ее возвращение мужа. Да и князь был безмерно счастлив обнять жену и маленькую дочь – так счастлив, что лишь на третий день после приезда вспомнил и рассказал ей о встрече с Ягужинской и разговоре с Анастасией. Выслушав, рассудительная Марфа огорченно вздохнула.
– Крестная с Натальей Федоровной любят языками чесать, не доведет это их до добра, чует мое сердце.
– Не думаешь ли ты, что тут может и вправду быть заговор против государыни?
Княгиня рассмеялась:
– Какие из крестной с Лопухиной заговорщицы! По моему разумению истинные заговорщики должны молчаливы быть, а они… Думаешь, они против других не злословили? Помню, когда сестрица моя Маша за Измайлова замуж вышла, я много плакала – она ближе всех сестриц мне была, в детстве всегда со мной возилась, я на нее как на мать смотрела, хотя между нами только шесть лет разницы. Чтобы я от тоски не заболела, брат Александр