– Слышала о твоих подвигах, князь. И о твоем тяжелом ранении тоже слышала. Бог сохранил тебе жизнь, надеюсь, вскоре полностью вернет и здоровье.
Елизавете в ту пору было тридцать три года, она была хороша собой, в каждом движении ее простота сочеталась с царственным величием. Не в силах сдержать своего восторга, Сергей пал перед ней на колени.
– Ваше величество, жизнь, здоровье и все, что имею, я готов принести на алтарь служения моей государыне.
Женскому тщеславию Елизаветы польстило восхищение, светившееся в глазах молодого человека, она улыбнулась.
– Как же ты похож на своего брата, князь! Те, кто верно мне служат, всегда могут рассчитывать на благодарность.
Глаза ее на миг затуманились грустью – вспомнились веселые вечеринки в компании казненного князя Ивана Долгорукого, даже под пытками сохранившего ей верность. Одному из писцов приказано было тут же подготовить и скрепить печатью приказ – князю Сергею Вадбольскому за верную службу жаловались примерные земли (земли, отобранные в казну у владельцев, не сумевших предоставить на них оправдательных документов) по его выбору. Сразу после этого внимание императрицы отвлек приблизившийся к ней мужчина необычайной красоты в камергерском костюме – как потом Сергей узнал, это был Алексей Разумовский. Государыня заговорила с ним о предстоявшем вечером бале, напрочь позабыв обо всем остальном. Возможно, впоследствии она и вспомнила бы князя Вадбольского, будь он в состоянии появляться на балах и отплясывать с придворными дамами, но рана его была еще слишком свежа. Зато по милостивому приказу императрицы к Иваньковскому присоединено было смежное имение Покровское, имевшее обширные луга для выпаса скота.
На следующий день после приема у императрицы князь Сергей получил приглашение от графини Анны Гавриловны Ягужинской, крестной матери княгини Марфы. По-родственному обняв его, она ласково укорила:
– Не приведи тебя вчера молодой Панин ко двору, я бы и не узнала, что ты в Петербурге. Почему не у меня остановился? Не стыдно? Я ведь Марфиньке твоей вместо матери, хотела тебя со своими детьми познакомить, они ведь Марфиньку как сестру любят. Неужто так и уехал бы, не повидав меня?
Князь смутился.
– Единственно, боясь обеспокоить вас, графиня, – краснея, бормотал он.
Ягужинская махнула рукой, показывая, что не принимает всерьез его извинений, но, так и быть, не сердится, и велела лакею позвать детей. Вошла миловидная девушка лет девятнадцати, ведя за руки девочек лет десяти-одиннадцати, за ними следовал мальчик постарше.
– Сын мой – твой тезка, – с ласковой улыбкой говорила графиня, гладя мальчика по кудрявым волосам, – а это мои Анюта и Машенька, они, как маленькие были, от Марфиньки