Вот парадокс: похоже, что среди учёных случайных людей в среднем больше, чем в других, практических профессиях или же в искусстве. Особенно при такой патриархальной организации науки, как у нас в России. К тому же ввергнутой в нынешний кризис, где учёные степени и звания сплошь и рядом просто покупаются или присваиваются по знакомству. Но вообще засорённость негодными кадрами как-то связана со спецификой научной работы. Ведь здесь результат профессиональной деятельности не столь очевиден, как на практике (торговли, промышленности, даже искусства или спорта). Поиск истины дело долгое, в сущности коллективное, так что бездарям легче отсидеться за спинами более творческих коллег. По придуманному В.Б. Шкловским «гамбургскому счёту» коллеги знают, чего на самом деле стоит тот или иной учёный. Тем более разберутся потомки. А пока низкий уровень интеллекта и дефицит творческого дара, а то и просто вульгарная леность сплошь и рядом успешно компенсируются другими качествами (чаще всего тихой наглостью с коллегами да угодливостью перед начальством).
Но рано или поздно обнаруживаются истинные мотивы выбора профессии. У кого-то это практически бескорыстный поиск истины. У кого-то – служебная карьера и все связанные с ней жизненные дивиденды. Разделение это по главному вектору. Ведь и карьерист может сделать в науке что-то полезное, а не только толкаться локтями. А альтруисту истины надо жить и он тоже получает от науки больший или меньший доход. Но, как говорится, определим, что первично, а что вторично. Наши усилия прямо зависят от размера оплаты труда, или же мы трудимся в своё удовольствие? Выключается ли творческий процесс после окончания рабочего дня или мы готовы работать по ночам? Вспомним героев замечательных сказок братьев Стругацких – для них понедельник начинается в субботу… Метафора, конечно, но очень точная.
С начала 1990-х годов и по сию пору у нас среди мотивов любой профессиональной деятельности на первый план вышел жизненный успех, измеряемый уже не просто привилегиями, а количеством денег. Остальные слагаемые успеха – профессиональная состоятельность, искренность и длительность усилий на избранном поприще, – отошли далеко на задний план. Для науки по сравнению с бизнесом или тем же искусством подобное шкурничество, самозванчество уж слишком контрастно, а значит опасно, даже губительно. Как с этим бороться, не знает никто. Какое общество – такая у него и наука. Власть имущим, федеральным структурам стоит задуматься над этой нехитрой истиной. Только вряд ли они без смелых протестов коллег учёных решатся что-то по существу изменить в организации науки.
Но кивать на быстротекущую конъюнктуру, мешающую тебе творить, – последнее дело.