Но война не бывает без тыла, и царь-батюшка с Думой покупали у крестьян зерно, овощи. Надо же снабжать идущие на фронт войска! Вроде и горе, но крестьянину, ещё остававшемуся на земле – прибыток.
В 1916 году маховик войны раскрутился вовсю. Императорская армия уже сумела и успешно побить австрияков, и откатиться, из-за слишком растянутых тылов и фланговых ударов германских войск, назад. Наступало время знаменитого Бруссиловского прорыва.
Силантий был уже не молод и призыву не подлежал, а вот старший сын – Иван, пошёл в рост и через год попадал под мобилизацию. В горнило войны бросали всё новых и новых русских мужиков. А оно, то поглощало их навсегда, то изрыгало назад, покалеченных, контуженных. Иных томило в своём чреве, в плену, чтобы переродить их в семнадцатом-восемнадцатом году уже для другой – гражданской войны.
Летели и летели в города, сёла, деревни печальные известия. Приносили в дома тяжёлый груз, вчистую списанные по ранению фронтовики-земляки. Плакала русская земля слезами матерей, выла по-волчьи вдовьими голосами, холодела осиротевшими сердцами детей-ребятишек.
На дворе у Лычагиных Дуняша вывела за ручку малышку Аннушку, посадила на скамию, сама стала заниматься со скотиной. Прибежали соседские девчонки. И ну давай с ней забавляются, как с куклой. Учат пальчиком грозить, да платок повязывать. Эна, свеклой щёки и губки намазали, смеются, озорничают! «Ох, надо братьям сказать, – решила Дуняша, – чтоб разогнали они еньтих «сорок пустых»!
Тут и пацанята малые откуда-то взялись, повытаскивали из плетня палки, в войну играют, в «ерманцев» стреляють, в девчонок значит. Дуняша прикрикнула на них. А они ей в ответ гвалтят: «Война-война». Аннушка, что мала, глянь – насупились, вытолкнула из себя: «Во-на-а-а», – и серьёзно погрозила пальчиком, ещё не догадываясь, сколько раз она произнесёт в своей жизни это новое слово и сколько горя принесёт ей война, как закалит её характер, каждый раз проверяя перевес жизни над смертью. Всего лишь в два своих младенческих года, это слово, лишило её радостного детства, юности, нежности со стороны отца и матери, братьев. Лишь Дуняша была тонкой ниточкой, связывающей её с этим домом, с самой жизнью и родом Лычагиных.
В марте 1917 года колокольный звон наполнил сёла и города Тамбовской губернии, да и всей Империи. К одной беде, добавилась другая. Царь-император отрёкся от престола. Господи, да за какой-же грех? Ведь без царя в голове жить нельзя, а как же без царя на Руси? Что-то теперь будет с государством, с землёй Русской? Из центра приходили сведения о том, что вместо царя теперь правительство и Дума. И что война с германцем будет продолжена до полной победы!
А она уже была не где-то, стучалась в дверь дома Лычагиных: «Открывай, куманёк, у тебя есть сынок!». В ноябре Ивану исполнялось семнадцать, а значит и он подлежал призыву.
Чтобы не ушёл сын на фронт без потомства, решено было его оженить. Присмотрели на горе