– А где же они? Где?!
– Где? Нигде.
– ?!!?!!
– А вот если я, скажем, собрался, в Петербург приехал, – все бы они сразу и появились на своих местах. Приехал, значит, Надькин, и все сразу оживилось: дома выскочили из земли, извозчики забегали, дамочки, генералы, театры заиграли… А как уеду – опять ничего не будет. Все исчезнет.
– Ах, подлец!!! Ну, и подлец же!.. Бить тебя за такие слова – и мало. Станут ради тебя генералов, министров затруднять! Что ты за цаца такая?
Тень задумчивости легла на лицо Надькина.
– Я уже с детства об этом думаю: что ни до меня ничего не было, ни после меня ничего не будет… Зачем? Жил Надькин – все было для Надькина. Нет Надькина – ничего не надо…
Тысяча мыслей терзала немного охмелевшую голову Неизвестного человека.
– Что ж, по-твоему, – сказал он срывающимся от гнева голосом, – сейчас и города нашего нет, если ты из него вышел?
– Конечно, нет.
– А посмотри, вон колокольня… Откуда она взялась?
– Ну, раз я на нее смотрю, она, конечно, и появляется. А раз отвернусь – зачем ей быть? Для чего?
– Вот свинья! А вот ты отвернись, а я буду смотреть – посмотрим, исчезнет она или нет?
– Незачем это, – холодно отвечал Надькин. – Разве мне не все равно, будет тебе казаться эта колокольня или нет?
Оба замолчали.
– Постой, постой! – вдруг горячо замахал руками Неизвестный человек. – А я, что ж, по-твоему, если умру… Если раньше тебя, тоже все тогда исчезнет?
– Зачем же ему исчезать, – удивился Надькин, – раз я останусь жить? Если ты помрешь, – значит, помер просто, чтобы я это чувствовал и чтоб я поплакал над тобой.
И, встав с земли и стоя на коленях, спросил ленкоранский лесоторговец сурово:
– Значит, выходит, что и я только для тебя существую, значит, и меня нет, ежели ты на меня не смотришь?
– Ты? – нерешительно промямлил Надькин.
В душе его боролись два чувства: нежелание обидеть друга и стремление продолжить до конца, сохранить всю стройность своей философской системы.
Философская сторона победила.
– Да! – твердо сказал Надькин. – Ты тоже. Может, ты и появился на свет для того, чтобы для меня достать кулич, курицу и водку и составить мне компанию.
Вскочил на ноги ленкоранский продавец… Глаза его метали молнии. Хрипло вскричал:
– Подлец ты, подлец, Надькин! Знать я тебя больше не хочу!! Извольте видеть, мать меня на что рожала, мучилась, грудью кормила, а потом беспокоилась и страдала за меня?! Зачем? Для чего? С какой радости?.. Да для того, видите ли, чтобы я компанию составил безработному телеграфистишке Надькину? А?!.. Для тебя? Провались ты: не товарищ я тебе больше, чтоб тебе лопнуть!
Нахлобучив шапку на самые брови и цепляясь полуоторванной подметкой о кочки, стал спускаться Неизвестный человек с пригорка, направляясь к городу.
А Надькин печально глядел ему вслед и, сдвинув упрямо брови, думал по-прежнему, как всегда он думал: «Спустится с пригорка, зайдет за перелесок