– Собственными глазами видел. Ещё до службы в органах по туристической визе ездил в Штаты. Ну и подзадержался там немного. Сначала мыл посуду в Денвере, потом работал на заправке в Фениксе. До Юты, правда, не добрался, но Аризону и Неваду исколесил вдоль и поперёк. Приходилось и с индейцами встречаться. Как Горемыкин назвал тот посёлок?
– Похоак, – напомнила Людочка, в отличие от коллег не страдавшая провалами в памяти.
– Если Похоак, то, скорее всего, там живут навахо или мохавы. Суровый народ. В их пуэбло, то есть в посёлки, без разрешения вождя не зайдёшь. Будь ты хоть трижды полицейский. Но для меня делали исключения.
– Опять ты врёшь! – фыркнула Людочка. – Тоже мне, бледнолицый брат… Скажи хоть одно слово на языке навахо.
– Пожалуйста. Хоть целую фразу. – Изменив голос, Цимбаларь отчеканил: – Айёр анош ни!
Въедливая Людочка не поленилась обратиться к Интернету, благо ноутбук находился под рукой. Покопавшись минут пять, она удивлённо покачала головой и сразу умолкла.
– Почему же ты в Америке не остался? – спросил Ваня.
– Не сложилось, – пожал плечами Цимбаларь. – Я визу сильно просрочил. Какое-то время жил вообще без документов. Попал в разряд нежелательных иностранцев. Месяц просидел в кутузке, это уже в Пасадене случилось. Потом за казённый счёт был выдворен на родину, о чём нисколько не жалею.
– Кто же тебя после этих художеств обратно в Америку пустит? – с укором произнёс Кондаков.
– Если будет надо, под чужой фамилией въеду, – Цимбаларь сделал невинное лицо. – Распишусь с нашей Людкой и стану мистером Лопаткиным. То есть совершенно другим человеком.
– Ты сначала моего согласия спроси, – обронила девушка.
Когда вся компания покидала машину, Ваня шёпотом спросил у Цимбаларя:
– А как переводится галиматья, которую ты сказанул?
Цимбаларь невозмутимо ответил:
– На языке индейцев навахо это означает: «Я тебя люблю».
Никаких неприятных сюрпризов они не ожидали (мстителям из «китежградской» банды сейчас, наверное, и своих забот хватало), однако не забыли проверить состояние охранной сигнализации и целостность секретных сторожков, которые Кондаков по привычке устанавливал повсюду, даже на дверях собственного кабинета.
Всё вроде было в порядке, и они гурьбой ввалились в квартиру, где, несмотря на героические усилия декораторов, по-прежнему витал стойкий нежилой дух.
Кто-то проскользнул в туалет, кто-то устремился в ванную комнату, а Ваня, умывавшийся раз в неделю, и то одним пальчиком, сразу повалился в кресло, находившееся к ящику с вином ближе всего.
Его взгляд, блуждавший по комнате в поисках штопора, случайно задержался на крохотной иголке, торчавшей из самой середины кресла. Если бы сюда сел не Ваня, а, к примеру, довольно широкий в кости Кондаков или даже фигуристая Людочка, эта иголка обязательно