Пока Ким так сам с собой рассуждал, скар уже прошел над севером Франции, над Фландрией, и за полосой немецких земель сверкнуло море. Из еды на борту, конечно, ничего не было. Правда, в бардачке Ким обнаружил невскрытый пакет чипсов, но когда вскрыл – немедленно перелез назад и выбросил в мусорник. Девятнадцать лет – не шутка. Зато эта находка навела Кима на мысль обследовать все закутки машины: пусть по его времени прошло и не девятнадцать лет, за шесть лет с лишним он успел забыть все. В бардачке нашлись солнечные очки, карта центральной Финляндии (Ким любил бумажные карты и часто сверялся не по навигатору, а по ним), пара жетонов на заправку и термобритва. Ким провел рукой по подбородку – брить пока было нечего, вместе с волосами он лишился и своей модной бородки.
Справа от сиденья был еще сейф, настроенный на пальцы Кима. В нем Ким нашел тридцать два доллара и какую-то мелочь. Под задним сиденьем отыскались его собственные тапки для дальних полетов, пара старых журналов и ручка, которую, помнится, в последний день он как раз долго искал.
В гардеробе висела зимняя куртка – а вдруг в другое полушарие лететь? – и непромокаемый плащ, который, как Ким помнил, полагался по комплектации скара при покупке.
Ким вернулся на сиденье пилота. Впереди, среди первых разрозненных шхер Балтики, белесо светились льдины. Все-таки апрель в этих краях – еще почти зима. Скар деликатно напомнил:
– Внимание! До Турку шестьдесят километров. По требованию наземной навигации меняю коридор на посадочный.
Ким, невидящим взглядом уставившись в монитор навигатора, думал о своем. Если мне здесь придется драться – просто как бойцу – я минуты не выстою. Как боец я здесь никто. Но есть одно «но». Только одно, но ради этого «но» руководство УБ не пожалело бюджетных денег – кстати, немаленьких – чтобы заказать вызов из прошлого тени грозного Майка Джервиса.
Ментальный щит.
В моем времени, думал Ким, это никак не ощущалось и не регистрировалось. Даже не знаю, все в мое время были такими же или Тот, Кто провел нас сюда в первый раз, знал, что Ким Волошин и впрямь чем-то отличается от прочих.
Каждый человек этого времени представляет собой некий потенциал психосилы. Условно потенциал этот определяется количеством единиц под названием «вуаль». Сорок вуалей – развитая эмпатия, способности к психотерапии, повышенная психосенситивность. Бывает у одного из тысячи. Сто вуалей – психотерапевт высшего класса, прогнозист,