Никто меня не замечает, никто не спрашивает, по какому праву я здесь нахожусь. Мальчики – одни в блейзерах, другие в рубашках с коротким рукавом или в спортивной форме – рассаживаются по машинам, спотыкаясь о крикетные биты, обмениваются шутками, книгами, конспектами. Грузный шумный мужчина руководит автобусной очередью – это мистер Слоун, учитель физики, а у дверей часовни стоит пожилой человек в черно-красной мантии.
Я знаю, это доктор Стержинг. Отец говорит о нем с уважением и даже благоговением – ведь именно он взял отца на работу. «Старой школы, – одобрительно отзывался отец. – Крут, но справедлив. Ладно, если новый будет хоть вполовину так же хорош».
Формально я, конечно, ничего не знаю о событиях, которые привели к назначению нового директора. Отец странным образом превращался в пуританина, когда речь заходила о некоторых вещах, и, видимо, считал предательством по отношению к «Сент-Освальду» обсуждать со мной эту тему. Но некоторые местные газеты что-то учуяли, а остальное было легко узнать, подслушивая разговоры отца с Пепси: чтобы избежать нежелательной огласки, старый директор остается на посту до конца триместра – якобы для того, чтобы ввести нового в курс дела и помочь ему освоиться, – после чего он уйдет на приличную пенсию, назначенную Попечительским советом. «Сент-Освальд» не дает пропасть своим: пострадавшая сторона должна быть щедро вознаграждена без судебного разбирательства – при условии, конечно, что обстоятельства дела не будут упомянуты.
Поэтому, стоя у школьных ворот, я наблюдаю за доктором с некоторым любопытством. Человек с изрытым лицом, лет шестидесяти, не такой грузный, как Слоун, но с той же статью бывшего регбиста, нависает над ребятами, будто горгулья. Убежденный сторонник телесных наказаний, по словам отца: «Тоже хорошая штука, учить этих мальцов дисциплине». У меня в школе трость давно уже вне закона. Вместо этого учителя вроде мисс Поттс и мисс Макколи предпочитают психологический подход – обсуждают с хулиганами и головорезами их эмоции, а потом отпускают с миром, сделав лишь предупреждение.
Мистер Груб, сам хулиган со стажем, предпочитает прямой подход и советует жалобщику: «Прекращай скулить и бейся, господи боже мой». В своем укрытии я размышляю о природе той битвы, в результате которой директор вынужден уйти на пенсию, и подробности этой битвы мне тоже интересны. Любопытство все еще снедает меня, когда через десять минут появляется Леон.
– Эй, Пиритс!
Его блейзер перекинут через плечо, рубашка не заправлена. Обрезанный галстук бесстыдно торчит из-под воротничка, словно высунутый язык.
– Что делаешь?
Сглотнув, я стараюсь отвечать непринужденно:
– Да так, ничего. А что было дальше с Квазом?
– Pactum factum[22],– ухмыляется Леон. – Оставил после уроков в пятницу, как и ожидалось.
– Не повезло. – Я качаю головой. – А за что?
Он