Мне в спину летят латексные шорты, упаковка с чулками и перчатки:
–Это был твой выбор.
Пока переодеваюсь, думаю о том, что, возможно, погорячилась – нагайка у него действительно без дураков, даже не такая, какие делают «тематические» мастера, а казацкая, из особым образом выделанной кожи и со свинчаткой в кончике. Ее, разумеется, Олег убирает – она рассекает кожу даже при ударе в четверть силы. Ничего, справлюсь. Почему-то именно сегодня хочется совсем иной боли, не той, что обычно.
–Руки, – негромко произносит Олег, когда я, одетая, подхожу вновь к кресту. Поднимаю руки, он фиксирует их вверх и присаживается, обхватывая лодыжки кожаными поножами, закрепленными на концах крестовины. – С каблуков не сорвешься?
–Нет.
Он, как всегда, буквально на пару секунд прижимается к моей спине грудью, впечатывая всем телом в крест, и отходит. Слышу звук рассекающей воздух нагайки.
–Нет, все-таки сперва не это… – на спину мне опускается треххвостка – ну, еще бы, Олег никогда не станет по не разогретому телу работать, да еще и нагайкой.
Не знаю, в какую яму я проваливаюсь, но кажется, что тело мое отдельно, а я как бы наблюдаю за ним со стороны. Очень больно, но я совершенно не испытываю желания остановить это, потому что чувствую, какая волна идет от Олега. Человек кайфует от процесса, от зрелища, и его кайф передается мне, заставляя извиваться от удовольствия. На последних ударах не выдерживаю – ору в голос, но это уже даже не от боли… Звук падающего на пол девайса, движение воздуха в мою сторону, и к горящей от боли спине прижимается мокрая от пота грудь Олега. О-о-о… Мне всегда отрывает голову вот этот мгновенный его переход от звериной жестокости, с которой он опускает плеть мне на спину, к невероятной, нечеловеческой же нежности, с которой его руки обнимают меня. В такие моменты он может просить меня о чем угодно… но никогда, к счастью, этим не пользуется.
Пока я погружаюсь в свои ощущения, Олег успевает отстегнуть меня от креста и уложить на диван. Сам ложится рядом и закрывает глаза, стараясь выровнять сбивающееся дыхание – сейчас его самого «накроет». Усилим ощущения… сползаю чуть вниз и… он орет, выгибаясь и вцепившись рукой мне в волосы. Главное, чтобы не рванул, забывшись, но это так, шутка – никогда он не забывается настолько, чтобы навредить мне.
–Мари… – выдыхает он, не открывая глаз.
–Да, господин…
–Если ты захочешь уйти, я тебя убью.
Ложусь щекой к нему на грудь, обнимаю за талию:
–Ты можешь сделать со мной все, что захочешь.
Я не приукрашиваю – иной раз мне действительно кажется, что из его рук я могу принять что угодно, и это не вызовет во мне ни протеста, ни сопротивления, ни даже простого испуга. За эти два последних года я стала доверять ему слепо, вообще не думая ни о последствиях, ни о моральной стороне. Он сделал меня, наконец, такой, как ему надо. И, видимо, как надо мне – просто я этого не осознавала.
Пятница. Очень поздний вечер, едем на дачу. Начало октября выдалось дождливым и порой даже снежным, на дорогах слякоть и кошмар, усугубляемый незавершенными