Мы продвигались дальше, и с каждым шагом становилось всё страшнее. Лес отступил от дороги, но от этого легче не стало, потому что наша группа стала хорошо заметна издалека, и это вселяло дополнительный страх. На открытых пространствах чистый снег искрился в лунном свете, и было непонятно: то ли это снег, то ли чьи-то глаза смотрят на нас из темноты. Каждую секунду ожидая нападения, мы едва продвигались вперёд. Никому не хотелось идти первому. И передние постоянно останавливались, чтобы пропустить идущих сзади, а задние не хотели становиться передними и тоже останавливались. И часто мы довольно долго так стояли, пропуская друг друга и толкаясь на одном месте…
В конце концов наша группа дошла до того места, где шоссе делало крутой поворот влево, а вправо отходила дорога на молокозавод. Сейчас эта дорога оказалась полностью завалена снегом, и перед нами лежало небольшое снежное поле, окаймлённое редким лесом. Вот за этим-то лесом и угадывались строения молокозавода. Ветер усилился, и временами из-за леса до нас долетал какой-то странный гул, а иногда там что-то потрескивало, постанывало и подвывало. Кому-то из нас показалось, что между деревьями по ту сторону поляны бродит одинокий огонёк, происхождение которого было неясно…
– Ну, что? – спросил кто-то.
– Что… пришли.
– Как дальше пойдём?
– Как? Прямо так по полю и пойдём. Вон он за деревьями этот молокозавод…
– Кто первый?
– Да какая разница, кто?
– Ну, раз тебе без разницы, то ты и иди…
– А чего я-то сразу? Пойдём все вместе!
– Пойдём вместе, – согласился кто-то, но все остались стоять, не шелохнувшись.
Так, шёпотом переговариваясь и ругаясь, мы простояли довольно долго. Наверное, я бы замёрз, но страх так клокотал во мне, что холода я не чувствовал. Несколько раз, когда в лесу что-то ухало, я в ужасе приседал на корточки и не побежал назад только потому, что бежать назад одному было не менее страшно, чем стоять здесь всем вместе. Решили бросить жребий, кому идти первому. Но даже после этого те, кому выпало быть первыми, не сдвинулись с места. Их долго уговаривали, ругали, убеждали, стыдили, позорили, но они отговаривались и продолжали стоять, как вкопанные. И тут мне в голову пришла шальная мысль, за которую я неоднократно проклинал себя в дальнейшем. Решив, что все настолько напуганы, что всё равно не двинутся дальше и даже не будут этого стыдиться, поскольку оказались в равном положении, я решил разыграть из себя храбреца. Смело шагнув вперёд на снежную целину, я громко сказал:
– Ну, хорошо, я пойду! Кто со мной?
Расчёт был очень прост. Дураков, кроме меня, больше не найдётся. И тогда я скажу: «Ну, один я тоже не пойду. Что мне там одному делать». Или, в крайнем случае, (если уж совсем расхрабрюсь), дойду до ближайших кустов, отсижусь там, не выпуская ребят из поля зрения, а потом выйду к ним и скажу: «Да ерунда этот молокозавод! Ну, походил я там, ничего страшного нет! Только из подвалов кто-то повыл немного, но я прошёл мимо и всё». Зато после такого поступка я уж наверняка буду считаться самым смелым в школе. Да что там –