Капитанская дочка. Истина. Меган Хорхенсен

же, ничего любопытного поведать не могу – обычные свинцовые мерзости русской жизни. Особого внимания на тяготы я не обращал, посвящая все свободное время, коего было в достатке, чтению литературы, выписываемой мною в избытке из столицы – от Горация и Вергилия до Княжнина и Димитрия Переднего, благодаря чему знания мои постоянно усиливались, а душа укреплялась верой в возможность перемен даже в несчастном отечестве нашем.

      Обедал я почти всегда у коменданта, где обыкновенно проводил остаток дня, и куда вечерком иногда являлся отец Герасим с женою Акулиной Памфиловной, первою вестовщицею во всем околотке. По утрам я читал, упражнялся в переводах, а иногда и в сочинении стихов. Прошло несколько недель, и жизнь моя в Белогорской крепости сделалась для меня не только сносною, но даже и приятною.

      Единственно, что отравляло мою жизнь, так это невозможность избавиться от каждодневных и все усиливающихся попыток достопочтенного комендантского семейства выдать за меня Марию Ивановну. Во мне с полным на то основанием видели завидного жениха – да и то сказать, хоть опальный, да гвардейский офицер, с наследством в триста душ, статный, неглупый и одинокий. Первым приступом дело сладить у доброго семейства не получилось, посему приступили к правильной осаде с построением фортификаций, эскападами, наездами, подкопами и засадами. Не избегали и подкупов, вводя в дело всю местную знать, которая с нескрываемым интересом наблюдала за поединком и судачила вечера напролет, когда же крепость швабринская падет.

      В подобном исходе сомнений ни у кого не было, да и я к пятому году осады стал понимать, что далее сопротивляться не получится. Да и то – девиц других поблизости не было, а местные молодицы, если и годились на кое-какие изыски, то всерьез их в соперницы Маше ставить нельзя было – при всей ее глупости, девица была тиха и незлобива. Тем более что Мария Ивановна решилась на действия, непозволительные в ее положении. В подробностях об этом говорить не желаю, но после того, как она сделала несколько визитов в мою светелку, с благословения мамаши (о чем я узнал от самой Маши), женитьба стала казаться шагом неотвратимым, как бы ни было противно мне сие действо, так как я ее не любил совершенно.