И тогда лорд Хоррор завопил и заголосил йодлем, перемещая свои бритвы в толпе. Поддавшись панике и забегав по кругу, меж его ног рухнула старуха, и он проворно опустил колено, переломив ей позвоночник. Затем откатился назад, подцепив одной бритвой мягкую подложку черепа другой женщины, и когда та рухнула, лезвие пропало вместе с ней. Он жестко двинул головой другого еврея, расколов ему череп.
– Больше не надо. Нет, сэр. – Хоррор загарцевал вперед, высоко подбрасывая в воздух длинные ноги. – Я в них во всех работал – и в «Аторе», и в «Цапле». – Толпа качнулась, а Хоррор пропел:
Леву ножку подбирай
Праву ножку вытягай
Еверяй свой хучи-кучи
Еверяй свой хоки-поки
А потом кругом пускай…
Тело Хоррора двигалось в ономатопейном ритме. Его бритвы тоннелями пробивали плоть. Кровь липла к его волосам. Кровавый аэрозоль забивал ноздри. Хохотом он выдавил из себя последнюю строчку песенки:
И никого не упускай!..
Даже в скудном свете голова Хоррора сияла так бело, словно была йоркширской розой.
– Верно! Мне еще подавай! – завизжал он.
Свободной рукой Хоррора обвил за шею старого ошалевшего еврея, стоявшего с краю группы. Затем поднял старика и дернул к себе поближе, после чего бритве его уже легко было вскрыть старому еврею яремную вену. Низенький еврей, лысый и надушенный, со слишком тонкой для его рубашки шейкой, был вспорот сходным же образом. Высокому еврею, пытавшемуся поднырнуть под его руку, тоже повезло. Лорд Хоррор взмахнул бритвой по кругу – и сквозь внутреннюю часть нижней челюсти этого человека, чем отсоединил тому язык. Он резко дернул за мышцу вниз, высвободив гортань, после чего выдернул ее сквозь зияющую шею. Взмах влево отсек пищевод толстого еврея, а еще два или три таких же мазка освободили его сердце и легкие. Хоррор взметнул все это серое оцепененье органов в воздух. Какой-то миг он удерживал внутренности за трахею, после чего презрительно швырнул все на скопище евреев.
– Обжираловка! – воскликнул он. – Но все равно хорошо смотрится!
Хоррор уловил вонь террариума и возбудился. Костяная уда его отвердела. Он сорвал скальп с того еврея, который был сразу под ним. На миг почувствовал, будто трудится в самой сердцевине огромного войска людей-ящериц. Толстые крапчатые языки ласкали его тело. Чешуя перекатывающихся мышц потела и тужилась под латами из бронзы, стали и кожи. Ужасные раны зияли, вскрывались культи плоти, вздымались и падали мечи, вращались его бритвы, миновали эоны; и казалось, что его вечно лупит sang-de-boeuf-овый шар амфетаминового солнца; а затем он вернулся в лондонскую ночь.
Его омывал дождь. Тлеющие уличные фонари очерчивали его призрачный силуэт. Он выжидательно глянул вдоль дороги, где из сумрака к нему приближался тусклый