Для подстраховки от такого был у священника помощник – Рюдигер, боевой кнехт. Огромный, свиреповидный, в совершенстве владевший искусством дорубать и докалывать. Своему пастырю он был верен беззаветно, спину его прикрывал в каждом бою… вот и сегодня прикрыл, а свою грудь от трех бронебойных стрел, пущенных почти в упор, уберечь не смог.
Отец Петар, с ревом развернувшись, сумел воздать должное одному из убийц; второму в сумятице ближней рубки отдал долг кто-то другой; третий же ускользнул.
Мчатся, скачут, ратуют, метят и пронзают,
Хищными волчищами грабят и терзают…
…Словно волки и гиены,
Коих манит запах тлена!
На самом деле секачу, когда он бросается в атаку, не дано полностью превратиться в клыкастое рыло. Это у него получается только в обороне, когда он вжимается задом в чащобу, в камышовый залом.
А когда вепрь атакует врага – его тело открыто. Тугое, щетинистое, крепкое на рану. Но все же уязвимое. Особенно когда враг – не барс, а многотелая свора кровожаждущих псов, за которыми маячат охотники, держа разящую сталь наготове, но избегая подступаться, пока собаки не сделают свою работу.
Страшный натиск с таранными копьями наперевес мог бы опрокинуть любой встречный удар, но нет сейчас в копьях-отрядах ни одного копья-оружия, сослужили они службу в первые сутки, изломаны во вражеских телах или брошены во время ночного бегства. Да и не сходятся адские воины с орденскими братьями грудь с грудью, сила на силу. Слаженно вертятся на своих злых конях, заходят с разных сторон языками пламени.
Все это ведомо по битвам с сарацинами, и от такой отравы есть противоядие. Но тут иная слаженность, и даже сила иная.
Горят огни клинков, грохочут о железо булавы и кистени. Дождем льются лучные стрелы. Редко, но весомо огрызаются в ответ конные арбалетчики.
Слева летит аркан, падает на плечи, но Лютгер, пришпорив Вервольфа, сокращает дистанцию, не давая затянуть петлю. Тартарин разворачивает своего скакуна. В открытом поле он успел бы, однако они в тесной круговерти схватки, на земле бьются и страшно кричат поверженные кони – и легкому всаднику не суждено уйти от тяжелого. Срубив врага одним ударом, рыцарь сбрасывает с себя волосяную смерть.
Несколько раз стрелы бьют в Лютгера, отскакивают от шлема, пронзают верхнюю кольчугу и вязнут в нижней. Вспышка боли отозвалась в ноге: кольчужный чулок однослоен, и стрела дорвалась до мяса. Ничего.
Сбоку наскакивает еще один всадник. Щит давно расколот и брошен, Лютгер принимает сабельный удар на левую руку – она враз онемела, потому что кольчатый рукав однослоен тоже, но от ответного удара тартарин пошатнулся.
Вервольф насел на степную лошадку грудью, сотряс ее, опрокинул. Его боевая попона истыкана стрелами, но лишь вокруг трех-четырех из них расплываются бурые пятна – а рыцарский конь