Юноша топтался рядом, явно не зная, что ему делать. Кошма в его руках была багряной, это даже в свете наспех разложенного костерка удалось разглядеть, и сам он понемногу обретал тот же оттенок. Третий раз за сегодня Лютгеру доводилось видеть, как краснеют молодые воины.
Вновь усмехнувшись, Гюндуз сказал что-то юнцу; тот поспешно расстелил кошму рядом с Лютгером и отступил на шаг. Старик же постоял еще немного, заложив руки за спину, качнулся с носка на пятку – и вдруг сел, скрестив ноги по-тюркски. Ну кто бы сомневался…
– Красная кошма – не бесчестье, тут другое совсем… – объяснил он каким-то невеселым голосом. – Черная – тоже не бесчестье… но большая беда, да минует она всех нас. Садись же, гость мой, не заставляй смотреть на тебя снизу вверх!
«Значит, гость… Ну, пожалуй, так и есть: у его костра мы сейчас заночуем».
А вообще обычаи гостеприимства – это очень хорошо, но получалось так, что сейчас под самым что ни на есть благовидным предлогом напротив Лютгера, одного, оказались четверо. И если он сядет, то трое из них останутся стоять. Но это уж совершенно ненужные домыслы. Будь так – просто нечего бы этим людям в бой вступать.
Лютгер расстегнул оружейный пояс, опустил его наземь вместе с мечом в ножнах. Принялся было снимать кольчугу, но левая рука ослушалась. Вспомнил, как вчера, почти в такое же время, ему помогал Матиас – и сердце засаднило куда сильней, чем левое предплечье.
– Позволь-ка услужить тебе, брат, – Бруно невесть как оказался рядом. Впрочем, руки его были умелы, даже бережны, и хауберк он помог снять, лишней боли не причинив.
Лютгер опустился на кошму, преклонив колени, по- арабски: за долгие годы привык, да так и вправду удобнее в поле. Сделал жест Бруно: садись и ты. Кто-то из Гюндузовых людей заспешил было к ним с очередной кошмой, но Бруно, не дожидаясь, сложил вдвое плащ и опустился на него. Вообще-то зря: может, и стоило увидеть, какого цвета кошму ему подадут, пусть даже предводитель сельджуков и сказал, садясь на белую, что красная – не бесчестье, а черная…
Черная.
Чернота.
Лютгер не потерял сознания и даже не упал, но всем телом привалился к Бруно. Тот поддержал его. Это длилось считанные мгновения.
– Не лучше ли тебе прилечь, брат? – ровным голосом произнес Бруно по-арабски.
– Не дождешься, брат, – ответил Лютгер по-немецки. И, вновь перейдя на арабский, учтиво осведомился у Гюндуза, найдется ли место возле «предводительского» костра еще и для Мархога, ибо их здесь трое равных.
Это, кажется, не очень понравилось старому сельджуку, он даже сказал что-то вроде того, что «у костра простых воинов мясо сочнее». Но место нашлось. Кроме того, у их костра вдруг появился мех с вином – и совершенно точно не