которые не участвовали в общей суматохе. Пока раскрывали ворота и впускали телегу, они стояли рядом с мечами наготове, внимательно наблюдая за происходящим. После обменялись с Ларой несколькими словами, а когда старика унесли, вернулись к столу слева от дверей господского дома. Теперь эти двое сидели там и тихо разговаривали. На столе стоял кувшин, пара чашек и миска, лежал хлеб.

      – И я пить хочу, – Бреси поспешил за Дуком.

      Когда они приблизились, мужчины подняли головы. Монахи, понял Дук, разглядев их. Один пожилой, круг волос на голове поседел, второй – немногим старше Жиото. Оба худые и гибкие, сильные. Одеты одинаково, в свободные куртки и штаны, на обоих сапоги. Поперек лавки рядом с каждым лежал длинный узкий меч.

      – Добрые люди, где тут у вас попить можно? – спросил Дук. – Жажда умучила.

      – Садитесь, – предложил молодой. – И есть небось хотите?

      – И есть тоже, – согласился Жиото.

      В кувшине оказалось не вино, как он ожидал, а вода, в мисках – гречневая каша и остатки мясного пирога.

      Пока они с вагантом ели, монахи молча разглядывали их. Начало темнеть. По двору сновали слуги. Звучали голоса. На вершине стены появилось несколько фигур – дозорные, решил Дук. В окнах господского дома горели свечи. Доносился звук шагов, кто-то что-то приказывал.

      – Этот жирный, который внутрь прошел, – наконец произнес молодой монах. – Его не Вачем ли зовут?

      – Он, да, – откликнулся Бреси. – Вы ж с ним эти, крестьянин говорил, как вас… монахи?

      – Монахи, – согласился пожилой. – Вас как звать?

      Выслушав ответ, он сказал:

      – Я – Шарпа, а он – Одлик.

      – Чудные имена какие, – сказал Бреси.

      Монах не стал спорить.

      – Может, и чудные. А ты почему поэтом прозываешься?

      – Как так – поэтом? – удивился вагант.

      – На севере, откуда я родом, бардами поэтов зовут. Не каких-то там певцов, менестрелей, то бишь бродяг, что по улицам песенки распевают, а ученых поэтов, владетелей истинного языка, которые с предсказателями знаются и Белую Даму или Ночную Кобылу могут так в стихах описать, что призовут их…

      Бреси возразил:

      – Так то на севере. А я – вагант. Слыхали про таких?

      – Ага. Ну что, вагант, и ты, Дук. Рассказывайте. Откуда вы, как сюда попали да что по дороге приключилось.

      – Так, может, погодить, пока господа соизволят нас позвать? – спросил Дук. – Они ж захотят взглянуть на нас. Придется еще им…

      – Господа вас, может, и позовут, да мы-то снаружи останемся, – перебил Шарпа. – Ты, Дук, не спорь. Мы старшие в замковой охране, понял? И если нам что-то в вашем рассказе не понравится, если вы вдруг подозрительными покажетесь, так мы вас прям здесь, за этим столом, зарубим. И хозяева нам ничего не скажут.

      – Да что ж вы так сурово к нам! – воскликнул Бреси, но Жиото, смекнув что к чему, уже начал, заискивающе улыбаясь, говорить.

      Монахи слушали внимательно, не перебивая, лишь иногда задавали вопросы – про то, как выглядели