-7-
Когда Фёдор зашел в лес, в лицо ему хлынула цветущая свежесть мая, растаявший снег обнажил гладкие стебли кандыков, которые своим сладковатым дурманом ударили в нос. На минуту забыв, что он тут делает, отпустил свои мысли во времена юности, когда он был другим. Человек меняется внешне, его характер грубеет или становится мягче, но память о прошлой жизни только немного притупляется. Она не стирается полностью, как бы мы не хотели избавиться от самых горьких воспоминаний.
Память издевалась над Фёдором, она терзала его мозг, пульсирующий и пытающийся вырваться из черепной коробки. Вновь всплывал силуэт, отбрасывающий тень на деревянную стену охотничьего домика, когда в его открытую дверь хлынул оранжевый солнечный свет. Эту тень создавало висящее на верёвке тело отца. Переброшенный через балку шпагат, скрученный в несколько нитей, был натянут струной. На полу под трупом разбросаны несколько тонких березовых брёвен. Тело медленно поворачивалось на верёвке, как будто не хотело обрести покой в одном положении, осматривая серые бревенчатые стены вокруг себя. Ещё секунда, вторая, третья, четвёртая, лицо уже повернулось в сторону Фёдора и смотрит на него чёрными глазами через узкие надутые щели век. Серое лицо с тонкими полосками фиолетовых губ на нём, которые сейчас откроются и скажут: «Ну что, выродок, смотришь? Сейчас я поговорю с тобой по душам!»
Он помнил это всегда, всю жизнь он представлял эту картину смерти. Запах испражнений, царивший в охотничьем домике, до сих пор преследовал его, но не это было самым ужасным. Он ненавидел отца, каждый день пьющего и избивающего его и мать до крови. Фёдор рано повзрослел, не видя отцовской ласки и заботы.
Он стоял и смотрел на тело, которое завершало осмотр периметра и возвращалось в исходную точку. «Оно не может долго вертеться, ему пора остановиться», – как ни странно, но такие мысли посетили мальчишку, не отрывающего глаз от трупа. «Он тут недавно, но прошло достаточно времени. Он не должен так долго крутиться…», – шоковое состояние удерживало его на месте, парализуя ноги и руки. Попробовав оторвать взгляд от головы трупа, он поднял глаза немного выше, туда, где веревка была переброшена через потолочную балку. Нити самодельной верёвки издавали звук, похожий на скрежет медленно открывающейся двери сарая. Несколько шпагатин были уже порваны и висели кудрями в общем пучке вместе с уцелевшими.
Внезапно скрежет усилился, появилось ещё несколько кудрей, и струна порвалась. Труп с глухим звуком упал на земляной пол, едва не задев Фёдора. Его оцепенение улетучилось за секунду, он отскочил назад мгновенно, как ужаленный, а место, где он только что стоял, заняло серое лицо покойника, почти сливающееся с цветом пола. Казалось, что чёрные глаза следят за мальчишкой: «Куда это ты намылился, выродок? Сейчас я тебя научу жизни!»
Тогда это произошло в первый раз: зелёные штаны с заплатами на коленях поменяли цвет на почти чёрный между ног, мокрая полоса