– Что с вами? – спросил Борхерт. – У вас как будто жар.
– Элайн жив, – сказал Кляйн.
– Ну конечно, жив. Я должен извиниться за ложь, мистер Кляйн, но поверьте, у меня были для нее все основания.
– Почему?
– Почему, мистер Кляйн? – Борхерт повернулся к нему, подскакал поближе. – Вы хотите знать?
– Да.
Борхерт улыбнулся:
– Знание – самый ценный из товаров. Согласны на обмен? Я обменяю знание на конечность.
– Что?
– Вы слышали. Знание за конечность. Вы сами выбираете конечность. Или даже попросту ладонь или ступню. Этого хватит.
– Нет, – сказал Кляйн.
– Это ваша проблема, – сказал Борхерт. – Вы сами не хотите знать.
– Я хочу знать.
– Правда или плоть, – повторил Борхерт. – Что вам важнее?
Кляйн не ответил.
– Или, скажем, хотя бы палец, – продолжил Борхерт. – Один-единственный палец на ноге или руке. Что вам один палец? Вы и так живете без восьми. Что изменит еще один?
Кляйн встал, направился к двери. Он слышал, как за спиной посмеивается Борхерт:
– Предложение в силе, мистер Кляйн. Возвращайтесь в любое время.
Кляйн лежал в постели и думал. В полной темноте он все видел перед глазами изуродованное лицо Элайна, его голову на подушке, одеяло под самым подбородком. Наконец встал и включил свет.
Нога болела. Она по-прежнему истекала кровью и жидкостью на месте пальцев, а ступня как-то странно потемнела, распухла. Он закинул ее на подушку, повыше, и это как будто помогло.
Что такое истина, думал он. Насколько важно ее знать? И когда он ее узнает, что потом?
Он посмотрел на свою культю. Иногда он до сих пор чувствовал ладонь. А когда Борхерт опоил его, даже видел – полусуществующую, как привидение. Попытался заставить себя увидеть ее вновь, но не смог.
Может, попросить что-нибудь для ноги, что-нибудь противовоспалительное или даже посерьезней, пока та совсем не распухла и позволяла ходить. Он примет и останется в кровати, дождется, пока пальцы заживут.
«Зачем?» – все спрашивал себя Кляйн, снова увидев лицо Элайна несмотря на то, что свет еще горел. Зачем Борхерт ему врал? Что он выигрывал, притворяясь, что Элайн мертв, хотя тот на самом деле жив?
Он всё крутил эти вопросы в голове.
А когда наконец нашел ответ, осознал, что попал в очень большую беду.
Охранник у калитки не хотел его пускать, но Кляйн заявил, что пришел на ампутацию, что Борхерт сам пригласил его вернуться. Одноглазый посовещался с коллегой за дверью, а потом встал рядом с Кляйном у калитки в темноте, пока второй отправился наверх совещаться с Борхертом.
– Уже очень поздно, – сказал охранник.
– Он меня примет, – заверил его Кляйн. – Он сам сказал прийти.
И в самом деле, когда второй охранник вернулся, его впустили.
Кляйн отправился с ним по лестнице к комнате