– Только не какие-нибудь дурацкие картинки, – ответил голос. – Здесь чувствуется мощь, меня такое больше вдохновляет.
– А не мог ли я видеть ваши работы в Л’Эсперанс – у Фарамондов?
Художник вновь остановил на Рики долгий взгляд, потом сказал:
– На днях я продал несколько работ одной женщине. На уличной выставке в Маунтджое. Бледная такая женщина с черными волосами. Болтала много, конечно, да они все такие. Но, вообще говоря, ничего так дамочка, я бы за ней приударил.
Рики захотелось пнуть художника.
– Ладно, – сказал он. – Я пойду.
– Вы тут остановились?
– Да.
– Надолго?
– Не знаю, – ответил Рики, собираясь уходить.
Похоже, художник был из тех людей, чья потребность выказать собеседнику свое расположение возрастает пропорционально снижению заинтересованности со стороны последнего.
– А куда торопитесь-то?
– Поработать надо.
– Поработать?
– Именно. Доброго вечера.
– Вы ведь пишете, да?
– Пытаюсь, – сказал Рики, не оборачиваясь.
– Гил Феррант так и сказал. Что пишете.
Рики ничего не ответил. Всю обратную дорогу он размышлял о том, что, по всей видимости, уже вся деревня знает и где он остановился, и что пытается писать.
Так что он пошел в коттедж и в очередной раз сел за работу.
Персонажи у него уже были. И отношения между ними он продумал, а вот куда их поместить – не знал: они то топтались на месте, то слонялись без дела. Рики захотелось добавить еще одного персонажа – женщину с нежной, как цветок магнолии кожей, черными волосами и глазами и заразительным смехом.
Миссис Феррант принесла ужин на подносе в гостиную наверху. Рики спросил ее про художника, и она небрежно и резковато ответила, что его зовут Сидни Джонс, и у него «ужасная старая конура» у Рыбачьей лестницы.
– Так он местный?
– Иностранец. Но в Коуве уже давно околачивается.
– Вам нравятся его картины?
– Да мой Луи лучше намалюет, – фыркнула она.
Луи был ее десятилетним сыном-сорванцом.
Уже выходя с пустым подносом из комнаты, миссис Феррант заметила:
– Какой у вас странный старомодный джемпер.
– А мне кажется – отличный, – громко сказал Рики ей вслед.
В ответ ему хмыкнули и сказали что-то по-французски.
Сытый и довольный, Рики зажег трубку и отправился в «Треску и бутылку». Никто и никогда не пытался добавить лоска этому заведению – старый паб пребывал в своем первозданном виде. Единственным украшением служили пожелтевшие фотографии местных знаменитостей и карта острова. На стене висела утыканная дротиками мишень для игры в дартс, а на столе в глубине бара лежала доска для игры в «Толкни монетку»[5]. В огромном камине полыхала охапка плавника,