– Мы можем повернуть, если хочешь.
– Нет, – решительно ответил Бергер. – Я ассистировал Аллану во время решающего допроса Карла Хедблума. Аллан в то время работал жестко, он вытащил на свет все худшее, что было в Карле, который оказался и безумен, и склонен к насилию. Глубоко ненавидел матерей. Было огромной ошибкой разрешить ему жить в приюте почти без наблюдения, еще большей ошибкой – позволить ему поехать с другими пациентами на экскурсию. Его психическое состояние оценили совершенно неверно, и один главврач в результате вылетел с работы. Но все же в самом преступлении было что-то, перед чем Карл совершенно пасовал. Аллан жестко на него надавливал, и все время все сходилось, пока не зашла речь о тех двух днях в хижине.
– И что же случилось? – спросила Блум.
– Карл Хедблум признался. Ни капли не колеблясь. Но рассказать, как все происходило, ему толком не удалось. Поскольку вещественные доказательства были неопровержимы, суд решил, что Карл находился в состоянии психоза и просто не помнил никаких подробностей.
– И ты тоже был уверен в его виновности?
– Да, тогда был. В целом.
– Хедблум упоминал рисунок ручкой?
– Он сознался, что сделал его, и больше это не обсуждалось. По сравнению с остальным маленький рисунок на бедре казался сущим пустяком.
– Надеюсь, ты расскажешь мне и все остальное…
– Или я расскажу, или вот здесь все прочитаешь, – сказал Бергер, приподняв папки.
Из бумаг выпали две визитных карточки, Бергер взял их с колен, ему удалось сфокусировать взгляд на тексте. Его лицо скривилось от отвращения.
– Приехали, – сказала Блум.
Фары джипа на мгновение выхватили из темноты фасад дома метрах в пятидесяти от них. Блум вытащила ключ из зажигания, и остался только очень бледный свет. Он струился с террасы над лестницей, ведущей в безликий старый дом на плоскогорье посреди дикой природы. Никаких других огней не было видно, даже звезды не светили, не говоря уж о луне.
Блум вышла из машины, Бергер следом. Рядом с парковочным местом угадывалась стена гаража, с другой стороны их автомобиля едва виднелась ведущая к дому дорожка. Блум осветила ее карманным фонариком. Снежный покров был глубоким и совершенно нетронутым. Не было никаких сомнений, что преследователь оставил бы четкие следы.
Они поднялись по скользкой лестнице, позвонили в дверь. Бергер обернулся и бросил взгляд со слабо освещенной террасы в леденящую лапландскую ночь. На часах не позже трех часов дня, а темно, хоть глаз выколи. Он попытался удержаться в сегодняшнем дне, но тьма неумолимо влекла его к оврагу в Орсе.
Детская коляска. Рука матери все еще держится за нее вопреки всему. Кровь.
Бергер не видел места, где были найдены тела. Не тогда. Он видел фотографии. Сделанные крупным планом, неотступно преследующие его фотографии. Он видел место преступления, но позже, когда там уже не было тел. Это оказалось еще хуже, воображение дополнило картину.
Резко распахнувшаяся дверь выдернула