Хлопнул по руке Сашке, покачал пальцами руки Хуун. Она не отрывается от Саши ни на секунду. Видимо, напугана событиями. На ухо Сашке сказал об этом:
– Ничем больше не пугай, дай человеку успокоиться и во всем ей потакай. Понял? Продукты есть?
– Немного есть.
– Все, давай! Утром ко мне.
Подбежал Павлик, доложил, что дом осмотрен, в подвале обнаружен человек, его отправили в комендатуру. Лаз, через который он попадал в подвал, обнаружен, его забивают. По документам – беженец, а может быть, и не только.
– Оружия не было?
– Нет, но утром еще раз внимательно проверим подвал.
– Хорошо! Женечка, пойдем!
Мы вошли в квартиру, обставленную мебелью прошлого века. Кругом картины, дорогой хрусталь, ковры – музей, да и только.
– Вот это да! – вырвалось у Жени. – Это – наша квартира?
– На время проведения операции – да.
– Какой операции?
– Ты проявляешь ненужное любопытство!
– Ну, я же женщина!
– Шпионской! С погонями и стрельбой, шампанским и фруктами!
– А красивые шпионки будут тебя охмурять? Не позволю!
– Я им тоже не позволю этого делать! У меня же есть ты, моя фея! Ваше высокопревосходительство! Позвольте проводить вас в спальню! Так! Не сюда! И это не то! Да где же здесь спальня? А, вот! Пришли! Надо запомнить! Тут заплутать – дважды два!
– Господи! Какая огромная! – сказала Женя, указывая на кровать. Она подошла и упала на нее. – Господи! А пыли!!! Здесь со времен революции никто не убирался!
Она вскочила с кровати и начала отряхиваться. Вместо сна состоялась большая приборка, как я ни уговаривал. Я же примостился на кожаном диванчике в соседней комнате и добирал то, что недобрал за вчера и позавчера. Под утро меня разбудили и повели мыться в ванную. Размеры ванной меня впечатлили, и, несмотря на бурные возражения, что Женя уже мылась, ее раздели, расцеловали и усадили рядом, говоря о том, что она недостаточно хорошо вымыла шейку, спинку и ножки. И особенно грудку. Женьке понравилось, и она с удовольствием подставляла под мочалку и руки все. Когда ее вытерли, набросили халат и понесли в спальню, она нежно обнимала мою шею и говорила какие-то нежности. Там в спальне она вынесла приговор:
– Я хочу ребенка. Возражения не принимаются, товарищ майор. Мы уже не на фронте.
Она не преминула похвастаться родителям, которых привезла через день на личном «Опель-капитане».
Женя оказалась в отделе не потому, что она моя жена, а потому, что у нее был контакт с Хуун, так как она была единственной женщиной в роте и медработником, который выхаживал ее. Ей Хуун доверяла не меньше, чем Саше, если не больше. Все-таки Саша – мужчина, а у Хуун – комплекс против мужчин. Сложности у них начались почти сразу: Хуун попросила Сашу повенчаться в церкви, а Сашка хоть и крещеный, но атеист, причем активный. Он обалдело