– Ручей?
– Бревна уже в машинах.
– Вопросов нет.
– Становись! Группа! Равняйсь! Смирно! Слушай боевой приказ!..
Начали движение. Первый взвод на лыжах рванул вперед. Через некоторое время раздались сначала четыре, а спустя пять минут целая серия одиночных выстрелов, потом все звуки скрыла начавшаяся огневая подготовка. Два взвода лихорадочно настилают гать через ручей, наконец первый Т-50 осторожно переползает через замерзший ручей, за ним прошла 238-я, потом СУ-152 и второй Т-50. Там сейчас командует Миша Михайлов. Это его первый бой. Сдает экзамен на командира. Звонкие залпы «Бэшки» и чуть глуховатые МЛ20, всего шесть. Показалась первая самоходка, за ней идет вторая, а Т-50 пятятся задом, иногда бьют из пушек куда-то. Отходят разведчики, без стрельбы, но кого-то волокут на плащ-палатке. Блин, потери в таком простом деле! Танки развернулись и начали догонять «Сушки». И вот «238-я» уже на нашем берегу, ожидаем отходящую пехоту и третий взвод с правого фланга. Подбежал на лыжах Михайлов:
– Товарищ капитан! Дзоты уничтожены, танкисты расстреляли батарею 105-миллиметровок, потерь не имеем, есть «язык»! Этот гад – русский!
– Давай сюда! А почему тащили? Ранен?
– Нет. Но идти отказался. Кричал, падал, требовал, чтоб пристрелили.
Поднесли пленного, вытащили кляп изо рта, и оттуда полилось:
– Большевистские гниды! Убейте меня, я вас ненавижу!
Несильный тычок в ямку, хрип, выпученные глаза. Очухался и прохрипел, что «все равно вы меня убьете, ничего не скажу».
– Да, все равно убьем, но состояние вашего бренного тела будет совершенно иным.
– Да хоть иголки под ногти, вошь краснопузая.
– Это примитивно, – ответил я, ломая ключицу «белопузому». – А теперь буду поднимать и опускать твою левую руку. Пока тебе не надоест молчать и ругаться.
Мои ребята отвернулись, не привыкли к интенсивному допросу.
– Меня не интересует ни твое имя, ни имена твоих родственников. Меня