Ричард сидит за столом на кухне. Поднимает взгляд от газеты и, щурясь от резкого света, смотрит в окно. Большие георгианские окна очень красивы, вот только сломался подъемный механизм, так что окно теперь не открывается, и на подоконниках цветет плесень.
– Нет, ну ты представляешь? – вздыхает Ричард. – Пишут, что хакеры получили доступ к сотне тысяч фотографий из снэпчата и собираются их опубликовать, в том числе и снимки обнаженных несовершеннолетних. У наших детей есть снэпчат?
– Не в курсе, – буркаю я.
– Мы-то, слава богу, знаем, что Эмили не станет выкладывать на всеобщее обозрение фотографии своих половых органов, но ведь масса родителей понятия не имеет, чем занимаются их дети в социальных сетях.
– Угу.
– Это же недопустимо.
– М-м-м.
С тех пор как мужа огрел кризис среднего возраста, он подписался на прогрессивные издания левого толка и часто вставляет в речь словечки вроде “недопустимо” и “вопросы, связанные с тем-то и тем-то”. Теперь вместо “бедность” он говорит “вопросы, связанные с ухудшением экономического положения”. Не знаю, почему больше никто не использует слово “проблемы”, – наверное, потому, что проблемы надо решать, но это невозможно, “вопросы” же звучат солидно, а решения не требуют.
– Я сначала к психологу, – сообщает Рич, – а потом сразу на лекции. Джоэли из центра социально-медицинской помощи просила меня обустроить зал для медитации. Мы подумываем устроить краудфандинг.
Среднестатистический мужчина в период климакса покупает себе кожаную куртку и услуги шестифутовых русских блондинок. Мой же покупает книгу под названием “Осознанность: практическое руководство. Как стать спокойнее и добрее”. А после увольнения из архитектурной фирмы решает воспользоваться возможностью переучиться на психолога и переживает из-за вопросов гигиены труда и техники безопасности на боливийских оловянных рудниках, при том что мы не можем даже починить смердящую фановую трубу в сортире на первом этаже нашей неотюдоровой лачуги. (Как бы я хотела никогда не слышать словосочетания “фановая труба”, этого ханжеского обозначения говновода.) Все это противно, если честно. Лучше бы он обзавелся “харлеем” и подружкой по имени Данка Ванка.
Ричард так озабочен всемирной эпидемией недопустимого, что понятия не имеет о том, что происходит в его собственном доме.
– Мы ведь установили программы родительского контроля на детские мобильники и айпады? – спрашивает он.
Обратите внимание на тактику использования этого супружеского “мы”. Ричард имеет в виду вовсе не то, что “мы” установили программы родительского контроля на детские гаджеты. Ткни я его носом в эту программу, он бы и тогда не сообразил, что это. Под “мы” он имеет в виду меня, свою жену, которая делит с ним лавры, пока все хорошо. Как только что-то пойдет не так, даже не сомневайтесь, он спросит: “Это ведь ты поставила те программы?”
– Конечно,