– Ты думаешь сходить? А если она скажет, что мы не пара и все такое? А если будет издеваться? Если спросит, зачем тебе, такому…
– Ну и сиди, рохля!
Я невольно попятилась, столь не вязался в моем представлении этот резкий тон с Шоршониной недоделанностью. Да и Павочка… Я все-таки надеялась, что у него с этим названивающим взаимная симпатия.
– А ты-то спрашивал про свою актрису? Как же ты тогда влип в такую историю?!
– Может и спрашивал, не твое дело! Может и нет! Играть нужно до последнего. А судьбу узнавать – чтобы иметь представление о том, есть у тебя козыри или нет.
– А если нет?
– Играть без козырей или создать их из воздуха.
Последняя фраза была лихо выдрана Славой из его же фантастического рассказа и в тот момент не заинтересовала меня.
– …А ты продолжай ровно сидеть на заднице – много высидишь! – вновь принялся за поучения Слава. – Последний раз предлагаю – бери порошок – и вперед.
– Подсыпать?! Нет… Какая гадость! – брезгливо загнусавил Павел. – За кого ты меня принимаешь – чтобы я…
– Бери, идиот, – ни запаха, ни вкуса… Бери, и фак тебе в руки…
– Нет!
– Ну и черт с тобой! Только учти – она агнцев невинных не любит, ей дьявол нужен!
«Она» – вот это новость! Он у меня что – активный?»
В этот момент засвистел чайник, и я была вынуждена убраться на кухню.
Мы решили, что Слава тоже поживет пока у меня. Собиралась назавтра навестить знакомого майора. Разбирая разлетевшиеся в момент моей истерики рукописи, я обнаружила, что второй экземпляр написанного с Зерцаловым рассказа исчез (первый он уже снес в какой-то журнал от моего имени), но раздумывать над этим не было ни сил, ни времени. Слишком уж много всего сразу. К тому же я боялась, как бы Шоршона не натворил глупостей, и всю ночь прокараулила его, уснув лишь под утро. Тут-то он и исчез.
Мы не знали, что и предпринять – общих знакомых у нас мало – на людях мы никогда не были вместе, да и бывал ли он вообще где-нибудь? Есть ли у него друзья или женщины? Ну хотя бы самые что ни на есть случайные? Сделалось как-то не по себе от мысли, что мы совсем ничего о нем не знаем. Даже о Маргарите Белкиной нам стало известно лишь потому, что он сам нам о ней рассказал, причем только то, что счел нужным поведать. В сущности, при такой постановке дел я бы не дивилась, окажись, что он и был тем самым преследователем, доводившим до помешательства женщину, которую любил всю жизнь и которую ненавидел за ее холодность с ним и счастье с другими. Его отца на работе не было. Хотя мы не были знакомы и вряд ли он стал бы распространяться о своем великовозрастном сыне. Издательство «Гомункул», в котором выходили мои детективы, процветало, я исправно отдавала Славе рукописи и дискеты, получая взамен деньги и три-четыре книги – вот и всё. Учитель – этот жрец мистификации – взял с меня слово никогда не наведываться туда лично и не искать контактов. Поскрипывая креслом, он производил серые облака