Разместив лоскуток кожи на положенном месте, он улыбается мне, а затем берет со столика лампу для прогреваний. Он помещает ее над моим коленом, чтобы лоскут начал плавиться и надежно схватился. Красный свет – горячий, и мне немножко неприятно.
Я вздрагиваю от боли, и врач с преувеличенным сочувствием улыбается мне, а затем протягивает руку к столику и берет леденец без сахара. Я смеюсь и с благодарностью беру его.
– Ну, расскажи пока о вашей экскурсии, – произносит он, чтобы поддержать разговор, и перемещает красную лампу, чтобы закрепить другой уголок лоскута.
Я ощущаю, как в груди поднимается резкий приступ паники.
Я боюсь рассказывать ему, боюсь, что он начнет меня упрекать. Но я не могу соврать. К тому же он, скорее всего, уже знает. Я с трудом глотаю слюну и опускаю глаза в пол.
– Мы поехали в Федеральный цветник, – тихо начинаю я, – но нам пришлось уйти оттуда раньше из-за дождя.
– Федеральный цветник – чудесное место, – говорит он. – Там всегда можно приятно провести время.
Я согласно киваю, и доктор Грогер перемещает лампу к следующему углу лоскутка.
– А после цветника, – продолжаю я, обдумывая, что сказать дальше, – мы остановились на заправке, потому что некоторые девочки захотели в туалет. Я собиралась купить конфет.
Доктор закатывает глаза, подыгрывая моему признанию в нарушении правил. Затем он снова перемещает красную лампу.
– И? – спрашивает он, чуть понизив голос.
Он знает, что было дальше.
– Там был мальчик, – пристыженно говорю я.
Доктор выключает лампу. Он убирает ее от моего колена и ставит обратно на столик.
– О чем ты говорила с этим мальчиком? – Он берет тюбик с силиконовым гелем и намазывает немного на заплатку, а затем растирает его по всему колену.
– В основном о конфетах, – говорю я. – Но… когда смотритель Бозе пришел и сказал, что пора идти, я не послушалась сразу, – со стыдом признаюсь я.
– А как ты думаешь, почему ты не послушалась? – спрашивает он.
– Я хотела провести в магазине еще несколько минут.
Доктор Грогер вздыхает.
– Филомена, это на тебя не похоже, – говорит он. – Та Филомена, которую я знаю, всегда слушается. – В его голосе столько разочарования, что мне хочется расплакаться. – Уверен, что ты не хотела проявить неуважение, – добавляет он. – Но это было неподобающее для тебя поведение – болтать с незнакомцем, особенно с мальчиком, о котором мы ничего не знаем. Смотритель Бозе был прав, что скорректировал твое поведение.
Я киваю и говорю ему, что все поняла. С облегчением я замечаю, что он улыбается, а не сердится. Затем он снова похлопывает меня – на этот раз по бедру – и достает полоску лейкопластыря с блестками. Заклеив им лоскуток для красоты, он сообщает мне, что шрама не будет.
Я спрыгиваю со смотрового стола, стягиваю