Выступление матросов, арест и разоружение оценивались как результат работы немецких шпионов. Правительственная комиссия по возвращении из Севастополя считала вполне возможным возвращение Колчака на пост командующего флотом. В оценке событий комиссия присоединилась к Колчаку. «Совершенно ясно, что эта работа немецкой агентуры»[42], – заявляет один из членов комиссии. Ясно, конечно, и то, кто подразумевается под «немецкой агентурой». Реакционеры и социал-соглашатели приписывали руководство в этом выступлении большевикам. Легенда о «запломбированном вагоне» была и здесь использована. Надо, однако, с совершенной объективностью заметить, что роль, влияние большевиков во флоте было весьма невелико и приписывать руководящую роль в этих событиях большевикам было бы ошибкой. Количественно большевики насчитывали к этому времени несколько десятков человек, у них не было ни газеты, ни материальных средств на развертывание работы. Верно не то, что большевики организовали выступление, а то, что наступающая реакция, явное предательство меньшевиков и социалистов-революционеров ярко бросались в глаза масс и были весьма неприкрытыми. Массы чутьем и под влиянием пропаганды балтийцев поняли, что с реакционностью можно бороться решительными мерами. Верно, таким образом, то, что на этом этапе матросы и солдаты, бросающие иногда большевистских агитаторов в море, начали все же приближаться к основным лозунгам большевиков, появилась трещина, которая постепенно, под влиянием общих и местных событий, расширялась до того момента, когда массы открыто и прямо выступили против эсеров и меньшевиков.
Глава III. От февраля к октябрю
Внешнее спокойствие в первые месяцы после Февраля было сохранено. Отдельные вспышки недовольства, выступления удавалось мирным путем изживать. В первых донесениях губернского комиссара сквозит спокойствие. 26 марта 1917 года комиссар сообщает в Петроград[43]: «Неделя прошла спокойно, никаких выдающихся происшествий в губернии не было». Усыпить внимание масс, отвлечь их от решения основных вопросов, выдвигаемых всей хозяйственной жизнью края и страны, было, однако, не так легко. 40 % безземельных в Крыму толкали крестьянство на борьбу против владельца арендуемой ими земли, заставляли ускорять решение вопросов о передаче земли крестьянам. Учредительное собрание было далеким мифом, ждать его и продолжать арендовать землю или брать ее на скопщину, тогда как надвигалось время сенокоса, а за ним надвигалось время обработки земли