Логика абсурда. Денис Донченко

на ставнях. А гроза грохотала всё сильнее, всё яростнее. И казалось порою, будто это сам Небесный Борис громыхает над деревней в своём жестяном мерседесе, и глядя вниз хохочет, хохочет, указуя кривым перстом на заколоченный сельсовет. А когда остановил он свою колымагу прямо над домом Никитичны, да переломил со страшным треском об колено древко копья, то сотряслась изба, и проснулся от грохота Ванька на печи. Вылез из под рогожи, сел, и смотрит недоумевая в темноту. И не понимает Ванька, где он и что с ним, сон ли это или явь, а ежели сон, то чей? Может, снится всё это, и сам он, и тёмная изба лежащей рядом бабке, а он лишь подглядывает случайно её сновидения. И в эту минуту слышит вдруг Ванюшка странное чавканье под полом, как будто кто-то там жуёт глинозём. «Шахтёрска лошадь!» – понимает Ванька, чувствуя, как леденящий душу, древний ужас забирается под рубашку. И тут, в свете молнии, видит мальчонка прижавшееся к оконному целлофану страшное лошадиное лицо с шариками для пинг-понга вместо глаз. Комья глины прилипли к его бледным щекам, а раздутые ноздри жадно втягивают целлофан, пытаясь учуять брюкву на Ванькином столе. «Баба! Баба! – кричит Ванька, толкая старуху в бок, – Проснись, там шахтёрска лошадь пришла!» Бабка нехотя просыпается. Спросонья она зла и раздражительна и шипит на внука: «Чаво разорался, дурак! Щас дам по жопе, будет тогда тебе шахтёрска лошадь! Ремня отцовского давно не видал, пострел! Спи!» Упоминание отцовского ремня развевает чары. Глядит Ванька снова на окно, да только нет там никого, пропала лошадь! Залезает он тогда под свою рогожу, да и засыпает сызнова.

      Утром проснулась Никитична поздно. Ванюшку сразу будить не стала. Слезла, кряхтя, с печи и поплелась до ветру. А когда вышла на крыльцо, то страшным воем, таким, какого не слыхала очковская земля со времён Ярославны, огласила старуха окрестности. Взмыли в небо испуганные галки, и на вопль этот нечеловеческий выскочил из избы без подштанников заспанный Ванька, да так и остался стоять остолбенелый. Никогда не видал ещё Ванюшка на своём коротком веку такого опустошения! Не узнать ему было родного огорода! Бессильно свисала пожухшая ботва, и по всему было видать, что то, к чему она крепится под землёй уже не существует. Зато громоздились повсюду свежевырытые земляные кучи, наподобие кротовьих, но только в тысячу раз большие, и расходились из огорода пунктиром, уронив плетень, с одной стороны на северо-запад, к заброшенным шахтам, а с другой стороны на юго-восток, за деревню, во чисто поле. И там, где уходили они во чисто поле разбросаны были надкусанные буряки, да дымила ещё на холодке могучая куча конских яблок. До самого обеда ползали бабка с внуком по огороду, пытаясь спасти что уцелело. Да где там! Почти всё поела шахтёрская лошадь, а что не смогла поесть, то надкусила, так что либо сразу вари, либо выкидывай, потому как всё равно пропадёт, сгниёт через неделю. Полведра брюквы, да полведра буряка, вот и весь урожай! И стало ясно Никитичне как божий день, что не видать теперь Ваньке ни горного техникума, ни белой каски мастера, а вместо этого,