– А вы давно вернулись в Москву?
Легкая гримаса – губы выразили неуверенность:
– Месяца три как…
– Целая жизнь! – отозвалась она насмешливо.
Но Макс даже не улыбнулся. Тонкое смуглое лицо, как индейская маска. Валялась у нее где-то такая, выточенная из темного дерева. Надо найти, взглянуть: похожи ли?
«И что тогда? Над кроватью повесишь? Любоваться одинокими ночами? Вызывать эротические фантазии?» Теперь та, вторая в ней, позволила себе иронизировать.
– Когда переносишься в другую реальность, она быстро начинает казаться твоей настоящей жизнью. Хотя еще недавно это возвращение представлялось мне невозможным… – серьезно сказал Макс. – А теперь то, что было там, стало каким-то нереальным. Будто всего лишь приснилось. Причем когда-то давно. И успело забыться. Воспоминание о небывшем.
Ей вдруг стало страшно. Не оттого даже, что этот мальчик оказался не дураком, и теперь с ним нужно разговаривать, а не трепаться – задал тон. Но оттого, как это обрадовало ее. Душу затопило горячим ликованием: «Да он не просто красавчик!» В смазливую мордашку влюбиться – себя не уважать. Ее пальцы так и стиснули руль: «Стоп! О какой влюбленности речь? Еще не хватало!»
В душе предательски откликнулось эхом: не хватало… Неужели как раз этого не хватало ее жизни? Чуть раскосого темного взгляда, черного «ежика» волос, губ, как ни странно, уже не юношеских – мужских. Что меняется в линии рта, когда на взгляд становится ясно: мужчина? До невозможности молодой, но – мужчина. Что-то уже произошло в его жизни, сделав его таким.
– Кто вы, Макс? – вырвалось у нее.
«Кто вы, доктор Зорге?» – это мгновенно вспомнилось не только ей. Он рассмеялся:
– Кузбасский шпион! Засланный казачок…
– А если серьезно?
– Я – скульптор, Оля. Хотя на хлеб зарабатываю как веб-дизайнер. Ну, вы знаете… В одной конторе числюсь. Очень удобно, не обязательно каждый день на работу ходить, приношу им готовые проекты. К сожалению, иногда все же приходится появляться среди белых воротничков. Вливаться в коллектив, чтобы меня хоть узнавали в лицо. А то еще и зарплату дать забудут…
Имя прозвучало так по-домашнему и ласково, что Ольгины губы растянулись в улыбку. Не ту, сценическую, когда все зубы напоказ, чтобы сияние из последнего ряда было видно. Она улыбнулась ему, не разжимая губ, немного робко, чуть вопросительно: «Ты что, тоже не ощущаешь пропасти в двадцать с лишним лет? На самом деле она, конечно, есть, никуда не денешься… Но неужели если, как учил старик Шекспир, протянуть над ней руки, то можно коснуться друг друга? Хотя бы поговорить на равных…»
Светофор выкрикнул ей то, что она сама должна была повторить себе: «Стоп! Дальше этих мыслей хода нет. Надо вдохнуть поглубже и перестать