– Попробуй снять с него шлем, – сказал я Моргульскому.
Демон кивнул и взмыл в воздух. Эвкатион проводил его тяжелым взглядом, но уследить за нами обоими он не мог, поэтому сосредоточился на мне. Я быстро побежал к нему, сжимая в руке свой кинжал. Кроме него и внезапности у меня не было других видов оружия.
– Не атакуй, если не уверен в победе, – произнес Эвкатион, делая взмах топором.
Лезвие прочертило воздух около моей головы. В тот же миг я, увернувшись, чуть присел, поворачиваясь спиной к противнику, и вонзил ему кинжал в подбородок снизу. Он был слишком высок, этот Эвкатион, и не был готов к такой атаке. Одна его рука держала уходящий по инерции вправо топор. Другой он попытался схватить меня за шею, когда я прижался спиной к его животу, однако, получив удар кинжалом, рефлекторно ослабил хватку, и я сделал кувырок вперед, пропуская возвращающееся лезвие топора между своими ногами.
Мой удар не только прошил ему язык, но и разрезал кожаный ремень, державший шлем. Это позволило Моргульскому, подлетевшему к противнику сзади, схватиться за рога и снять его с головы Эвкатиона.
Вопль, который издал демон вечности, вспугнул птиц, которые принялись с громкими криками носиться вокруг места сражения.
Моргульский, поднявшись снова вверх, бросил мне свою добычу, и я, поймав его, вонзил клинок в брызнувший синей молнией реинкарнатор. Эвкатион посмотрел на меня спокойным, холодным взглядом.
– Ты действительно сойкеро? – спросил он.
Язык слушался его плохо, кровь лилась изо рта. Но он, похоже, не обращал на это внимания. Это и неудивительно. Наверняка, его ждало новое тело, и он, оказавшись дома, наденет новый шлем с реинкарнатором и совершит самоубийство, чтобы вскоре снова почувствовать себя полностью невредимым.
– Уходи. Иначе я заберу твою жизнь, – сказал я, бросая ему шлем.
– Мы еще встретимся, – произнес великан, поворачиваясь ко мне спиной и исчезая в туманной дымке.
Моргульский опустился рядом и принялся массировать крылья. Я подошел к Лаэрцию, который, пытаясь освободиться от пут, запутался окончательно, и теперь, кажется, не мог и пальцем пошевелить. При этом он был сложен почти пополам и смотрел на меня в щель между собственными ногами.
– Разрежь эти веревки! – прорычал он, увидев меня.
– Зачем? – спросил я. – Так, в упакованном виде, ты мне нравишься больше.
Он зарычал в бессильной злобе и я, смеясь, освободил его.
– Думаешь так приятно лежать рядом с трупами и гадать, подействует на тебя этот яд или нет? – спросил седой демон, отряхивая выпачканную в пыли одежду.
– Они не умерли, – объяснил Моргульский, выбирая себе оружие из того арсенала, который был разбросан по полю боя. – Просто спят. Проснутся утром.
– Если бы не твоя «испорченная радость», – сказал я, – Мы бы сейчас опять были в пещере этого уродца. Какие еще ты бережешь сюрпризы?
Последовав примеру Моргульского,