– Работай, – бросил ему Сириоль. – Работай как надо. Или пеняй на себя. Когда-нибудь будешь мне благодарен.
Хотя Митт и был мал, он стоял вахты вместе с большим медлительным Хамом, напарником Сириоля. Он узнал, как штопать парус, чинить сети и потрошить рыбу. Сириоль и Хам научили его править шаландой – сначала днем, что было легко, а потом и ночью, когда находить дорогу приходилось по звездам или, если небо затянуто тучами, по натяжению парусов, по силе и направлению ветра и водному течению. Они научили его чуять приближение бури, чтобы не попасть в шторм. А еще Митт узнал, что такое цыпки и каково бывает подолгу мерзнуть в мокрой одежде. Он ненавидел все это, но накрепко заучил все премудрости морского ремесла, так что оно стало его второй натурой. И эти знания он пронес через всю жизнь.
Единственное, что удивило Митта, – это то, что море его совершенно не испугало. Он-то думал, что будет бояться. Когда он впервые неуверенно поднялся на «Цветок Холанда» и шаланда закачалась под ним, мальчик понял, что не тонет в пучине, как Старина Аммет, только благодаря разбухшим от соленой воды доскам. Ему пришлось очень строго напомнить себе, что он – вольная птаха и не знает, что такое страх. Но потом «Цветок Холанда» вышел в море вместе с остальным рыбацким флотом, и Митт обо всем этом забыл. Плавание было просто работой, как шитье Мильды.
Оказалось очень здорово быть при деле и зарабатывать деньги, в то время как множество мальчишек постарше слоняются в гавани без работы.
Иногда, в погожие дни, когда шлюп Сириоля шел из гавани вместе с отливом, прогулочные лодки богачей тоже выходили в море из Западного затона. Западным затоном звали мелководную бухту сразу за Холандом, но плата за стоянку в ней была такая высокая, что причаливать там могли лишь очень состоятельные люди. Митту нравилось смотреть на эти кораблики. Но Сириоль и Хам, завидев их, презрительно сплевывали за борт.
– Игрушки богачей, – говорил Сириоль. – Чуть ли не выскакивают из воды – и это при таком-то слабеньком ветерке! Попади они в шквал, потонут через пять минут!
Уважением Сириоля пользовались только величественные торговые корабли. Стоило «Благородному Аммету» или изящной «Красотке Либби», покачиваясь, выйти из Холанда, как лицо Сириоля светлело – и лицо Хама тоже.
– О! – восклицал тогда Сириоль. – Вот это корабль!
И оглядывал свою пузатую и пропахшую рыбой шаланду так, словно разочаровался в ней.
После года рыбной ловли Митт уже не боялся городских мальчишек. Он почти не вырос – наверное, потому, что работа была слишком тяжелая, – но стал таким же крепким и сообразительным, как любой из его сверстников на берегу, а на язык – даже острее их. Он знал все ругательства, какие только существовали, и не лез за словом в карман. Теперь и мальчишки, и девчонки относились к нему с уважением.