Антииздательская акция удивительно синхронно совпала с хрущевскими гонениями на православную церковь. Помнится – в моем родном Орле прекратило свою работу издательство практически одномоментно со взрывом одного из главных городских храмов и переоборудованием кафедрального собора в… кукольный театр. Вот такая своеобразная идеологическая оттепель свалилась с Лысой горы не на лысую голову Хрущева, а на Россию. Зато горлопаны-шестидесятники могли свободно базарить за светлое будущее на столичных тусовках и брякать под гитару песенки Окуджавы про полночный троллейбус и комиссаров в пыльных шлемах.
А мне не забыть слёзы моей покойной бабушки у обугленных развалин храма – и свою юную тоску не забыть, причина коей мне в те годы была неведома.
У человека можно отнять даже веру. Можно отнять всё! Кроме смерти. Но смерть принадлежит Богу. У человека нельзя отнять ничего, но отчего демоны и бесы так стремятся завладеть человеком?!
Давно бы пора предать анафеме словоблудного Никитку Хрущева. Предать анафеме по всем церковным канонам. Но не суди – и сам судим не будешь! – говорят мне. А я и не сужу. Я угрюмо удивляюсь, что с некоторых пор повсеместно исторгается из помойных глоток: «Является человек преступником или нет – может решить только суд. До суда никто не имеет права объявлять его злодеем! Будь он хоть Гиммлер, хоть Джек-потрошитель, хоть Чикатило!..»
Вот так-то! Следуя этому демократическому принципу, можно, ого-го! до чего дойти – и не возвратиться.
Есть Суд Божий! И церкви православной сам Бог повелел обрекать на проклятье злостных сокрушителей веры. И я никого не призываю к суду, а к исполнению воли Божьей. Но вместо анафемы отмечается 100-летие разорителя Никитки. И с какой помпой отмечается, что даже иерархи церкви замечаются на торжествах по случаю юбилея нравственного урода, жирнолицее лысоголовье коего можно с полным правом отнести к символам русского позора. С таким же успехом почему не отметить юбилей Берии или Кагановича?!..
Каким-то чудом на исходе пресловутой хрущевской «оттепели» у Рубцова вышла скудная книжечка стихотворений в Архангельске, донельзя искромсанная безжалостными редакторами. Удивительно, но я ее ни разу не видел ни у автора, ни в библиотеках. А о разбое издательском слышал от Рубцова. Но как-то вяло он возмущался, скорее, дежурно, будто зная наперед, что обречен на признание и славу. Но не питало душу радостью это уверенное знание – и теперь ясно, почему. Эх, если бы знать!
А может, – наоборот?!
Но книга все-таки вышла, как в небытие канула,