– А какого же черта он с мясокомбината картошку тащит?! Пыльным мешком его, что ли огрели?! – угрюмо не согласился я. – Нашел, понимаешь, что тащить!
– Ну мало ли из чего теперь колбасу делают… – глубокомысленно заметил Рубцов.
– Ну, не совсем же уж из картошки! – возразил я.
– Не совсем. А людей все равно пугать не надо.
– Не надо! – согласился я, и спор наш погас, как спичка в метели.
Мешок с картошкой оказался дырявым, но, просыпая мелочь, мы все-таки доперли его до общаги. Но тайна нашей случайной добычи так и осталась за семью печатями. Впоследствии я хотел написать крутой рассказ «Кровавая тайна дырявого мешка картошки с Останкинского мясокомбината». Но ум мой уперся, как в каменно-проволочную стену, в безысходный тупик, – и творческий замысел не осуществлен по сию пору.
В общежитии мы поделились картошкой с дежурными. Она оказалась подмороженной, но и такая пришлась к столу – и вахтерши были на нас не в претензии. Я уже отмечал, что наши официальные соглядатаи в основном были сердечными людьми.
Но вот незадача: на вахте, якобы в ожидании междугородних звонков, постоянно околачивались остроглазые и остроухие активисты праведной жизни.
Иной раз сердобольная тетя Дуся, мир ее праху, нарочно строжала голосом: «Не пущу! И не уговаривай! У меня приказ!», но, лукаво кивнув в сторону какого-нибудь очередного внештатного «междугородника», тихо шептала:
«…Попозжей… Щас я его пошлю кого-нибудь к телефону позвать… Пусть тогда Колька и проскакивает…»
Простые служивые люди, как правило, привечали Рубцова, и отмечали. И не за стихи, которые они знать не знали, а просто так, как человека. И он удивительно быстро и хорошо умел сходиться с людьми и находить общий язык вне литературы.
Одно время у меня проживал мой друг и одноклассник Юра Судаков, совершенно несправедливо исключенный из 1-го Медицинского института за аморальное поведение. Парень был очень видный, вылитый актер Марчелло Мастроянни, огненный кумир женской публики тех лет. Вот и пострадал мой друг из-за этого случайного сходства, ибо в жизни в сто крат превзошел своего экранного двойника. Жил он у меня нелегально, но чувствовал себя полным хозяином, ибо активно дружил с нашим женским населением, – и вахтерши иначе, как Юрочка, его не величали. Этот Юрочка нагло водил в общежитие черт знает кого, участвовал во всех попойках и разборках, величественно давал врачебные советы побитым литшколярам, – и все сходило ему с рук. А еще говорят: «Не родись красивым, а родись счастливым». Жаль, что в дальнейшем его судьба сложилась не лучшим образом, и «затерялась во мгле отдаленная пристань».
– Это кто там выступает?! Чей это голос из помойки?! – грозно гаркал он, объявляясь в нужный момент на проходной.
– А!.. Рубцов!.. А ну, молчать! Опять пьян?! Молчать! Пусть пройдет, тётя Дусь, под мою ответственность! У меня не пикнет!
– Ну разве только