– Жене? – Ян пожал плечами.
– У вас нет жены?
– Есть. Но она живет в другом, параллельном мире и вряд ли оттуда вернется когда-нибудь ко мне прежней, той, которую я любил когда-то. «Жена да убоится мужа своего…» «Жена да прилепится к мужу…» Слова, становящиеся звуками, падающие, как опавшая листва…
– Но все-таки я вам благодарна, что вы сели тогда рядом со мной, благодарна, что заговорили, благодарна, что мы с вами познакомились, благодарна за этот поцелуй…
– Почему, Таня?
– Не знаю… Наверное, потому, что большинство мужчин почему-то не решаются подойти ко мне, заговорить, получить отказ. Чаще наблюдают со стороны, но не делают никаких шагов к сближению. Я благодарна судьбе, что наши пути пересеклись хотя бы на время и наши параллельные реальности смешались в одну. – Таня засмеялась. – Знаете, наше знакомство меня даже вдохновило, что ли… Я нашла у себя на полке сонеты Шекспира, стала перечитывать. Не знаю зачем, но стала. Понятия не имею, что у вас в мыслях. И мне нравится чувствовать то, что есть, то, что я ощущаю. Я пытаюсь понять вашу тайну, хотя понимаю, что не стоит, чтобы не потерять таинственность происходящего. Понимаю, что некоторым тайнам стоит оставаться неразгаданными. Раньше думала, что мне сложно найти свободное время, чтоб увидеться с кем-то. Но желание видеть вас дает понимание, что просто не было стимула, потому придумывала для себя, как сейчас говорят, какие-то «отмазки». Но сейчас мне почему-то хочется чаще видеть вас, осязать, слушать, знать, что вы рядом, до тех пор, пока еще длится эта конференция. Хотя мне в конце концов придется вернуться в свой реальный мир и жить дальше.
– А вы очень хотите вернуться туда? – спросил Ян, привлекая Таню к себе.
– Если честно, то нет, не очень, – призналась она, глядя ему в глаза.
Они шли по ночному городу, и каждый говорил о чем-то о своем, они останавливались, целовались и снова шли, и город – как заправский заговорщик – прикрывал их, прятал в своих складках, словно понимая, что им сегодня нужно быть вдвоем.
И все-таки: что же это был за город?
Его называли иногда городом одного касания, потому что рельеф города – холмисто-равнинный – делал его извилистым, не прямым, так, что к одному и тому же месту можно было прийти разными путями, при этом не заблудившись. Улицы то вздымались вверх, как грудь женщины при частом дыхании, то падали вниз стремительными водопадами, классическая архитектура уступала место лесистым холмам, новые районы, подобно муравьям, отчаянно карабкались вверх, стараясь отмежеваться от старого района, где по-прежнему витал дух прошлого.
Вот такими петлистыми путями и шли, пошатываясь, как пьяные – точнее, опьяненные близостью, – Ян и Таня, оказавшись внезапно на каком-то пригорке,