И он рассказал Тане историю своей жизни, перипетии которой могли составить настоящий приключенческий роман. Здесь были детские годы и юность, проведенные в пропитанном каспийским ветром городе, феодальной вотчине советского Востока, с его темными сторонами жизни, скрытыми от посторонних глаз, здесь был стремительный переброс судьбы в город на Неве; клейменный именем вождя, этот город творил свою мрачную историю, расстреливая людей без суда и следствия, сажая их за инакомыслие, припечатывая партийной цензурой, но и в этом городе Ян, мечтавший о свободе, не смог долго протянуть, ему не хватало солнца и воздуха, и он, прожив в городе на Неве десять долгих, но странных лет, в один прекрасный момент сорвался, словно судно с якоря, и умотал в странную страну под названием Израиль, о которой никто тогда толком ничего не знал, да и он сам тоже. Но ему снились сны о дальних берегах, он хотел увидеть мир, прожить жизнь в путешествиях, когда никто не диктует ему, что именно он может смотреть, а что не может.
Кем он работал все время?
Журналистом, редактором, автором рекламных текстов, пытался заниматься бизнесом, но ничего из этого не вышло, стал писать книги, пропитанные, подобно каспийскому ветру, тоской по несбывшимся канунам. Он открыл для себя Бога, явленного в слове: «В начале было слово» – это не просто слова, а руководство к действию. Слово и есть ab ovo – с яйца, с зародыша, с самого начала; слово – это эмоция, ощущение, нерв, интонация; цепочки слов напоминают цепочку ДНК, определяя код повествования. Слово материально и осязаемо, оно может обжечь и охладить, ранить и врачевать, оно имеет вкус, цвет и запах, может расцветать и увядать, нести в себе скрытый смысл, вызывать ненависть и прививать любовь.
И Ян в своих писаниях – порой даже в ущерб сюжету – искал заветное слово, полагая, что рано или поздно, но оно выведет его из темноты на свет.
Таня слушала Яна, и ей казалось, что он рассказывает и ее историю – пусть другую, но такую же, полную надежд и поисков свободы, а главное – свободы самовыражения. И это ее томила тоска по несбывшимся канунам, с той самой ночи, в поезде, и это в ней, как будто и в нем, проснулась страсть к творчеству, с той лишь, может быть, разницей, что это была страсть к фотографии, еще со школьного времени показавшись единственно верным способом запечатлевать убегающее время, просыпающееся, как песок, сквозь пальцы, – для кого-то это, может быть, и банальное сравнение, но Таня ощущала физически тонкую струйку песка, ссыпающегося сквозь сжатые пальцы.
Первый фотоаппарат – это как первая любовь, она таскала его с собой повсюду – на праздники и вечеринки, фиксировала любые события, происходившие у нее на глазах; простенький фотоаппарат марки «Фуджи», заряженный в то время обычной пленкой. На «цифру» перешла поздно, не торопилась, пленка давала ей ощущение уверенности, продуманности, чистоты работы с материалом, учила выдержке и умению фокусирования. Ее любимый «Фуджи» до сих пор красовался на полке рядом с другими фотоаппаратами: