Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей. Стефан Машкевич

фигуры Мощи (русский витязь) и Скорби (русская женщина). На передней стороне пьедестала была надпись «Петру Аркадьевичу Столыпину – русские люди», с правой стороны, над фигурой витязя – «Вам нужны великие потрясения – нам нужна великая Россия». Имперский премьер-министр в сознании многих был олицетворением старого режима.

      В преддверии праздника Исполнительный комитет Совета объединенных общественных организаций постановил снести памятник Столыпину. По первоначальному плану, фигура должна была быть снята, а пьедестал памятника – оставлен. Работы должны были быть произведены ночью.

      В те годы сотрудником популярной киевской газеты «Последние новости» был поэт, писатель-сатирик Яков Давыдов, более известный под псевдонимом Яков Ядов. Он автор слов известной песни «Бублички»¹³⁷, а по мнению некоторых исследователей, также и легендарной «Мурки»¹³⁸. В «Последних новостях» в 1917–1918 годах каждые несколько дней появлялись его стихи, в основном «на злобу дня», под рубрикой «Конфетти». В номере от 15 (28) марта за подписью Ядова была напечатана

      Баллада

      На площади Думской, где тени

      Цепями сливаются лент,

      Уставясь в кафе Семадени,

      Огромный стоит монумент.

      Поставлен во имя идеи,

      Превыше иной каланчи,

      Чтоб надолго знали плебеи

      Девиз: «Покорись и молчи».

      И плакался дождик осенний,

      И ветер вокруг завывал,

      Но доблестный «враг потрясений»

      Незыблемо, твердо стоял.

      Стоял он солидный, угрюмый,

      Не чуткий к народной молве,

      Казалось, великие думы

      Рождались в его голове.

      Он думал: – В народном доверьи

      Опоры не мог я найти.

      Ее я нашел в жандармерьи,

      В «охранке» мои все пути.

      Не смея в политику вникнуть,

      Молчала бессильно печать.

      Мой лозунг: – «Не смейте и пикнуть»,

      Девиз мой: «Тащить, не пущать».

      Не страшны мне были препоны,

      Достаточно был я силен.

      А если мешали законы,

      Я делал «нажим на закон».

      Хоть валики в старой шарманке

      Порою чувствительно врут,

      Я верил безмерно охранке,

      Но там отыскался мой Брут.

      Но первое марта настало,

      Неслыханный блещет презент,

      И слышно, сошел с пьедестала

      В безлунную ночь монумент.

      Шагая по площади быстро,

      Ногами гранит волновал.

      И звал он премьера-министра,

      И с ним Протопопова[12] звал.

      Но нету его прозелитов,

      Молва торжествуя гласит,

      Что там, где сидит Щегловитов[13],

      И сам Протопопов сидит.

      И слышится голос народа:

      – «Долой мракобесье и тьму,

      Да здравствует Русь и Свобода!»…

      И все непонятно ему.

      И слезы сей голос навеял,

      И стало ему тяжело:

      – Ужели все то, что я сеял, —

      Такие плоды принесло?

      Волнуются радостью