Грушевскому досталось маленькое купе первого класса. Покормил его сосед, мобилизованный молодой певец, возвращавшийся на фронт: сам профессор, «летая по городу» перед отъездом, не успел купить еды. Зато он успел забрать старинные книги. Устроившись на ночлег на верхней полке, он положил под подушку «Заблудовский апостол» 1569 года.
Ночь прошла спокойно. Около семи часов утра Грушевский проснулся, тихо вышел из купе и в коридоре, в очереди в клозет, застал молодую девушку из соседнего купе – прислугу румынской эмигрантской семьи. Помывшись и вернувшись в свое купе, Грушевский стал приводить в порядок вещи, как вдруг услышал из соседнего купе крики по-румынски: «Foco! Foco!»[8].
Как оказалось, молодая румынка зажгла в купе сухой спирт, чтобы разогреть молоко для ребенка, а сама вышла в коридор на утренние процедуры. Пока она ждала в очереди, спиртовка и тренога с молоком опрокинулись от толчка поезда и упали на пол. Огонь мгновенно перекинулся на подстилки в купе и на сиденья. Выглянув в коридор, Грушевский увидел, что из соседнего купе вырывается огонь и дым.
Поднялась тревога. Стали звать проводника и искать стоп-кран, чтобы остановить поезд. Долго не могли найти. Поезд мчался полным ходом, и движение воздуха раздувало огонь. Грушевский схватил деревянную коробку и корзинку своих вещей и вынес из купе. Поезд наконец остановился. Грушевский выбросил спасенные вещи на снег и попытался пробиться назад в купе, чтобы вынести остальное. Но было поздно. Купе было в дыму и огне, ничего не было видно. У профессора загорелась борода.
Вагон тем временем отцепили от поезда, и через пять минут он сгорел дотла. Вся одежда и белье, которые Грушевский взял с собой, сгорели – но, что гораздо хуже, сгорели рукописи и коллекция старинных книг. Особенно было жалко «Апостола»…
Пассажиров довезли до Брянска (пожар случился недалеко оттуда) и дали им, вместо сгоревшего, вагон третьего класса, переполненный отпускными солдатами. Грушевский дал телеграмму в Киев приблизительно следующего содержания: «Вагон згорів, їду далі, приїду на ніч». Цензура вычеркнула фразу о пожаре, которая якобы намекала на саботаж, и – вспоминал автор – «так покрутила зміст, що мало що з нього можна было зрозуміти, крім того, що я таки їду».
В Киеве на вокзале Грушевскому готовили торжественную встречу. Собрались к назначенному времени – но, узнав, что поезд задерживается и придет неизвестно когда, видимо, глубокой ночью, разошлись по домам. Ушла и семья профессора.
Поезд прибыл около двух часов ночи на 13 (26) марта. На вокзале было пусто, ни одного извозчика. Сдав спасенные вещи в камеру хранения, Грушевский пешком, без калош